Земной Круг. Море Осколков

— Хорошо сказал, — поддержал Одда. — Поэтично! Ты б почаще рот раскрывал.

— А ты пореже, но штука в том, что я сказал чистую правду.

И тут с реки налетел ветерок, и Колючка почувствовала, что одна половина головы почему-то мерзнет. И она покосилась вниз и увидела, что все плечо засыпано волосами. И она поднесла руку к голове — с опаской. Справа все было как обычно — неумело, кое-как заплетенная косичка. А вот слева… слева торчали отдельные клочки, а так — только щетина прощупывалась. Без волос череп казался странно бугристым, и пальцы ее задрожали.

— Ты спишь на правом боку, — через плечо наклонилась Скифр и ловко подцепила большим и указательным пальцами кусок мяса из котелка. — Я изо всех сил старалась тебя не разбудить. У тебя такое трогательное лицо во сне — прямо как у младенца.

Колючка смерила ее взглядом:

— Ты же сказала, что не заставишь меня остричься!

— А я не заставляю!

И старуха улыбнулась: мол, смотри, какая добрая, разве нет?

Выходит, старая ведьма вовсе не сжалилась над ней. Начало прекрасного дня, говорите… Колючку трясло, она не знала, что делать. Заорать? Расплакаться? Укусить Скифр прямо в рожу? В конце концов из горла ее вырвалось нечленораздельное бульканье, и она, широко шагая, ушла к реке. В ушах все еще звенел хохот команды. Колючка сжимала зубы и шагала, шагала, обхватив руками полуобкорнанную голову.

У матушки было зеркальце в серебряной оправе — она им дорожила, как зеницей ока. Колючка часто поддразнивала ее: мол, ты над ним так трясешься, потому что слишком себя любишь, но прекрасно знала истинную причину: это был подарок от отца. Тот привез зеркальце давным-давно, когда ездил в Первогород. Колючка терпеть не могла смотреться в него. Лицо слишком длинное, щеки впалые, нос слишком острый, глаза слишком злые. А сейчас она бы с удовольствием сменяла на то отражение нынешний глядящий из воды ужас.

Она припомнила, как мать, тихонько напевая, расчесывала ей волосы, и как, глядя на них, улыбался отец. Она припомнила смех и теплоту обнимающих ее рук. Свою семью. Свой дом. Она схватилась за мешочек под рубахой и подумала, как жалко выглядит, таская с собой кости отцовских пальцев. Но это все, что у нее осталось. И она смотрела на отражение, на свою изуродованную голову и качала головой. Рядом появилось еще одно — высокое, стройное и бесцветное.

— Зачем ты привез меня сюда? — спросила она, сердито разбивая оба отражения ладонью.

— Чтобы наши враги сделались союзниками, — ответил отец Ярви. — Чтобы привести помощь Гетланду.

— Если ты не заметил, у меня не очень хорошо получается заводить друзей!

— У всех свои недостатки.

— Но я-то зачем тебе понадобилась? Зачем ты нанял Скифр учить меня?

Служитель опустился на корточки рядом с ней:

— Ты доверяешь мне, Колючка?

— Да. Ты спас мне жизнь.

Колючка поглядела в его бледные голубые глаза и вдруг подумала: а стоит ли доверять такому хитрому и коварному человеку?

— И я дала тебе клятву. Разве у меня есть выбор?

— Нет. Поэтому — верь мне.

И он оглядел уродливо обкорнанные волосы.

— Может, это и выглядит непривычно, но я считаю, что тебе идет. С короткой стрижкой ты выглядишь… по-особому. Свирепо так. Не как все.

Она фыркнула:

— Это точно.

— Ну так и что? Я-то, честно говоря, думал, что тебе нравится быть не как все. Что ты от насмешек только расцветаешь — как цветок на навозе!

— Это только так кажется, — пробормотала она. — Держать хорошую мину при плохой игре очень трудно.

— Можешь поверить — я в курсе.

И они долго так сидели над водой и молчали.

— Поможешь мне обрить вторую половину?

— А не хочешь оставить ее так?

— Вот так? А зачем? Что люди скажут?

Ярви оглянулся на команду:

— Они? Да пошли они.

— Да пошли они… — пробормотала Колючка.

А и впрямь… И она зачерпнула воды и пригладила волосы на неостриженной половине. А что? Не такая уж и плохая идея… Оставить все как есть. И ходить вот так — наполовину обритой. Свирепой такой. Чтоб все смотрели и обмирали.

— Да пошли они!

И она коротко рассмеялась.

— Ты не единственная в команде, кто странно выглядит. И потом, — тут Ярви высохшей рукой смахнул ей с плеча отстриженное, — волосы — они отрастают.

* * *

Целый день они с трудом выгребали против течения — Священная становилась все у́же, а берега ее — все обрывистей. Ральф хмурился, осторожно ведя корабль мимо камней, окаймленных белой пеной. В тот вечер, когда над заросшими лесом холмами небо окрасилось закатным красным, они добрались до верхних волоков.

На берегу стояла весьма странная на вид деревня. Разрослась она благодаря торговле с прибывающими кораблями, и в ней все дома были разные — ни одного одинакового: кто-то построился из дерева, кто-то из камня, а кто-то сложил из дерна землянку, похожую на курган древнего героя. Здесь осели люди с берегов моря Осколков, которые плыли на юг, и люди из Калейва и Империи, которые путешествовали на север, и люди из лесных племен и даже из коневодов, которые ехали по своим делам на восток или на запад. Семена, которые ветер принес со всего мира. Семена, которые благодаря странной удаче решили прорасти именно здесь.