— Одно верное слово может разрезать целый узел «не», вы это знаете. Тровенланд больше всех пострадал от вашей войны. Мне нужно золото, чтобы восстановить то, что сжег Светлый Иллинг. И серебро, чтобы купить себе воинов и союзников. Тогда вы будете Праотцом Министерства, и ваши секреты в моих руках будут храниться столь же надежно, как и в ваших. — Она наклонилась, подняла с земли посох и протянула ему. — Вы министр, но выступали за Мать Войну. Хватит крови. Кто-то должен выступить за Отца Мира.
Он сжал пальцы на эльфийском металле, презрительно скривив рот.
— И так мы, приплясывая рука об руку, двинемся в ваше светлое будущее и будем хранить равновесие Расшатанного моря.
— Вместо этого мы можем уничтожить друг друга, но зачем? Если Праматерь Вексен чему меня и научила, так это насколько ужасно иметь вас во врагах. Я предпочту быть вашим другом. — Скара встала, опустив взгляд. — А вам может пригодиться друг. Мне точно пригодится.
Бледные глаза Первого из Министров снова были сухими.
— Вряд ли у меня есть выбор?
— Не пересказать, какое облегчение говорить с тем, кто смотрит прямо в самую суть. — Она смахнула с платья несколько опавших листьев, думая, как гордился бы ею сейчас дед. — Есть только один голос, Праотец Ярви. И он мой.
Глава 53
Рэйт услышал смех. Громкий, грубый смех Скары. И один этот звук заставил его улыбнуться.
Он выглянул из дверного проема и увидел, как она идет. Колыхалась прекрасная накидка с капюшоном от дождя, рядом шагала Мать Оуд, вокруг охранники и невольники — подходящая компания для королевы, кем она и была. Он подождал, пока они пройдут, и вышел, откидывая назад влажные волосы.
— Моя королева. — Он хотел, чтобы это прозвучало беззаботно. Получилось жалкое блеяние.
Она резко повернула голову, и он, затаив дыхание, почувствовал то же потрясение, как в первый раз, когда увидел ее лицо, только еще сильнее и с горьким привкусом. Она не улыбнулась радостно, даже не было похоже, что ее мучит вина. Только скривилась в гримасе боли. Словно он напомнил ей о чем-то, что она предпочла бы забыть.
— Минутку, — сказала она Матери Оуд, которая хмуро смотрела на Рэйта, будто он был телегой с чумными трупами. Королева отошла от слуг и глянула в оба конца влажной улицы. — Я не могу тут с тобой говорить.
— Может, позже…
— Нет. Никогда. — Однажды она сказала ему, что слова могут ранить сильнее, чем клинки, и тогда он рассмеялся, но сейчас это было как кинжал в сердце. — Прости, Рэйт. Нельзя, чтобы ты был рядом со мной.
Он почувствовал, что ему словно вспороли живот, и он залил кровью всю улицу.
— Это было бы неприлично, да? — прохрипел он.
— К черту приличия! — прошипела она. — Это было бы неправильно. И для моей страны. И для моего народа.
Его голос перешел в отчаянный шепот.
— А для вас?
Она сморщилась. Печаль. Или, может быть, просто вина.
— Для меня тоже. — Она наклонилась к нему ближе, посмотрела исподлобья, но ее слова были суровыми, как железо. Как бы он ни хотел обмануть себя, они не оставляли места для сомнений. — Лучше если мы будем думать о времени, проведенном вместе, как о сне. Приятном сне. Но теперь пора проснуться.
Ему хотелось сказать что-то умное. Что-то благородное. Что-то язвительное. Хоть что-то. Но разговоры никогда не были полем битвы Рэйта. Он и понятия не имел, как связать всё в несколько слов. Поэтому в беспомощном молчании просто смотрел, как она отворачивается. В беспомощном молчании смотрел, как она удаляется. К своим невольникам, охранникам и к своему неодобрительно посматривающему министру.
Теперь он понимал, в чем была суть. И с самого начала должен был понимать. Зимой ей нравилось тепло, но теперь, летом, она сбросила его, как старый плащ. И он не мог ее винить. В конце концов, она была королевой, а он убийцей. Это было правильно для всех, кроме него. Он считал бы большой удачей все случившееся, если б сейчас не было так горько и больно и если б у него было хоть малейшее понятие, как он сможет когда-нибудь перестать это чувствовать.
Может, надо было из мести закатить какую-нибудь сцену. Может, надо было беспечно уйти прочь, словно сотни женщин домогались его внимания. Но самое печальное было в том, что он слишком сильно ее любил и не мог сделать ни то, ни другое. Любил ее слишком сильно и поэтому просто стоял, баюкая больную руку, потирая сломанный нос и жадно глядя ей вслед, словно пес, выброшенный на мороз. Надеясь, что она остановится. Надеясь, что передумает. Надеясь, что хотя бы обернется.
Но она не обернулась.
— Что между вами произошло? — Рэйт оглянулся и увидел за плечом Синего Дженнера. — И не говори мне, что ничего, парень.
— Ничего, старик. — Рэйт попытался улыбнуться, но сил на это не было. — Спасибо.
— За что?
— За то, что дал мне шанс стать лучше. Думаю, это больше, чем я заслуживаю.
Он сгорбился и побрел прочь под дождем.
Рэйт стоял через дорогу от кузницы, глядя на свет, льющийся через ставни, слушал музыку наковальни изнутри и думал, не Рин ли это стучит молотком.