В его горе не было места сомнениям, он ни о чем не жалел. Ни о том, как его любили и отвергли. Ни о своей клятве верности до смерти. Ни о том, что его крик мог спасти герцога от ножа Фелтона, ни о том, что этот крик не состоялся. Ведь речь никогда не шла о той любви, что остается навсегда и согревает в старости. Бекингем не был человеком, который мог состариться, ослабеть и угаснуть. Те, кто любил его, всегда знали и страсть, и неуверенность, и отчаяние. Герцог не был удобен для любви. Традескант не мог представить для Бекингема более подходящего финала, чем нож убийцы, который остановил его жизнь, будто срезал редкий цветок в самом расцвете красоты. Так что те, кто любил Бекингема, могли сохранить его облик в памяти навечно, безупречный облик, как лепестки цветов в песке или в сахаре.
И только в сентябре Традескант заставил себя нанять фургон и отправиться в долгий путь назад в Эссекс. К тому времени тело его господина было отправлено в Лондон и похоронено в Вестминстерском аббатстве. За гробом шло лишь около сотни провожающих: семья Бекингема, его вассалы, придворные и ставленники. Все те сотни и сотни людей, умолявшие его о милости и зависящие от его поддержки, — все исчезли, растворились, отказались от него, как та самая тысяча фальшивых апостолов при крике петуха. Они искали новых покровителей, гадали, какие звезды появятся на горизонте. Они старались забыть о том, что обещали верность и преданность человеку, которого теперь повсюду презирали.
Похороны были короткими и бесцеремонными и, как многое при жизни герцога, превратились просто в зрелище. Торжественно предали земле пустой гроб, прочитали святые слова над пустым ящиком. Самого герцога закопали в секрете, ночью накануне погребения. Новые советники короля предупредили его, что возможны массовые протесты против похорон фаворита. Население Лондона не было удовлетворено смертью Бекингема. Эти люди могли разбить гроб, разорвать безукоризненное тело усопшего и повесить его на Воротах предателей, отсечь его мертвую голову и водрузить на Тауэрский мост. Король содрогнулся, представив себе все это, уронил голову на руки и позволил советникам организовать все по их разумению.
Денег на зарплату герцогским слугам не было. Джон заглянул в дом капитана Мейсона и обнаружил, что финансист, который вел счета похода, в панике пакует вещи. Он торопился исчезнуть прежде, чем его обвинят в опустошении казны похода. Бекингем месяцами спекулировал на кредитах и обещаниях несомненной победы. У капитана «Триумфа» тоже не было средств. В конце концов Джону пришлось продать кое-что из вещей Бекингема, нанять фургон и отвезти остальное домой. Но бриллианты он держал в безопасности, в мешочке на тесемке вокруг шеи. Он отдал дойную корову своему домохозяину в счет оплаты за жилье и поменял кур на пару мушкетов. У него не оставалось выбора, в дороге ему предстояло охранять самого себя.
Традескант нанял открытый фургон с двумя старыми упрямыми ломовыми лошаденками. Их приходилось стегать кнутом на каждом перекрестке, но даже после этого они не шли быстрее неторопливой иноходи, прогулочного шага. Джону было безразлично, с какой скоростью они передвигаются. Он сидел на козлах, вожжи свисали у него из рук. Он смотрел на живые изгороди, на ландшафт позднего лета с побуревшими пшеничными и ячменными полями, на стерню на сенокосных лугах — все это медленно катилось мимо. Традескант знал: он жив благодаря тому, что человек, которого он любил больше всех на свете, умер.
Заслышав грохот фургона, Джей покинул гостиницу и поспешил к южной стороне Вестминстерского моста, туда, где отец всегда менял лошадей. Он думал, что увидит сломленного человека, но приятно ошибся. Джон Традескант выглядел как человек, сбросивший камень с души.
— Сынок, — произнес Джон спокойно и радостно.
— Мама велела встретить тебя и отвезти к Хертам.
— Она здорова?
— Беспокоилась о тебе, а так нормально.
— А Джейн?
— Очень располнела в талии. — Джей залился румянцем от смущения и гордости. — Когда я кладу руку ей на живот, малыш брыкается.
Традескант обнаружил, что улыбается, представляя себе наследника сына.
— А ты как, отец? Мы были в Нью-Холле, когда узнали о случившемся. Ты был при герцоге?
— Я в порядке, — коротко ответил Традескант.
— Ты видел его? — допытывался Джей, в котором возобладало любопытство. — Ты был там, когда он умер?
— Да, — кивнул Джон.
Он понимал, что вечно будет помнить тот бесконечно длящийся во времени момент, когда он еще мог крикнуть, предупредить, но позволил нанести удар.
— Это было ужасно?
Джон подумал о красоте герцога, о ровной дуге, по которой медленно двигался нож, об удивленном восклицании, сорвавшемся из уст герцога: «Злодей!» Потом Бекингем повалился, и его обмякшее тело упало на руки Традесканта.
— Нет, — просто сказал Джон. — Он умер во всей своей прелести и гордости.
Джей выдержал паузу, сравнивая потерю отца и радость всей страны.
— Никогда больше не буду работать на хозяина, — наконец пообещал он.
— Я тоже, — отозвался Традескант.