Зенит затмения

* * *

Материк Террай, государство Соаху, г. Падур, 7-й трид 1020 г. от р. ч. с.

– Старая У! – крикнула Яни, распахивая дверь в глиняную хижину.

Она чуть не сломала соломенное полотно, укрепленное ветками, и огляделась по сторонам. Вроде никто не заметил, как грохнула. А то ругаться будут.

– Старая У, ты здесь? Я тебе поесть принесла!

В логове самой древней жительницы рудника всегда пахло кислятиной. И от самой У, и от ее странных заготовок из квашеной травы. Комната тут была только одна. Круглая и совсем без мебели, поэтому чашку Яни поставила на коврик, а сама села на другой, напротив порченой.

Старой У весной исполнилось девяносто три года. Она была меньше Яни, сгорбленная и сморщенная, как будто вместо кожи к ней приклеили мятую ткань. На руках и лице У, помимо алых шрамов, виднелись темные пятна, но волосы, убранные со лба скрученным платком, нисколько не поседели. Они были толстые, короткие и взъерошенные. Яни понимала, почему старая У так стрижется. И ночью, и днем жарко, а мыться особо негде. У всех на руднике волосы были короткие, кроме тех, кто приехал совсем недавно. Вроде Яни, Матильды и других девочек из театра Липкуда. Но и они стали собирать пучки на затылке, чтобы шея не потела.

– Ты не будешь есть? – спросила Яни, наблюдая, как старуха продолжает мыть в огромной чашке картофель.

– Работа, – шепеляво сказала У и продолжила возиться с клубнями.

– Ладно, я тебе помогу, – кивнула Яни, подбираясь к порченой. – А то суп нагреется. Он такой холодненький, приятный.

Старая У посмотрела на Яни и нахмурилась, шлепнув себя по лицу:

– Всегда.

Девочка грустно улыбнулась:

– Угу. – Она взяла до блеска натертую чашку и погладила большой синий круг на щеке. – Это теперь не смоется. Иголкой делали. Я бы лучше хотела красный, как у Марха и Дорри. Или зеленый, как у Эллы. Мне синий не очень идет. И кожа до сих пор жжется. Я и не знала, что татуировки так больно делать, ладно хоть безногим и со шрамами их не делают. У, не грусти, я все равно принцессой не буду. Ты не переживай.

Яни запустила руки в грязную воду, выловила картофелину и принялась отмывать от песка.

– А ты знаешь, – сказала она, – я сегодня помогала Ю с младенчиками! Ой, они такие хорошенькие! Такие маленькие! Я их прямо зацеловала бы! Знаешь, когда я была маленькая, у меня тоже были братик и сестренка. Ну, только они были не порченые. И мне их даже нянчить не давали. И вообще трогать не давали… Никого. Мне поэтому все время хочется всех обнимать. Чтобы прямо косточки трещали!

Старая У ничего не ответила. От нее вообще редко больше одного слова дождешься. И попробуй догадайся, чего она под этим словом имеет в виду. Но Яни все-таки научилась ее понимать.

– Слушай, У, – девочка плюхнула клубень в таз с чистой водой, – а как вы не путаетесь между собой? На руднике целая куча и Ю, и У, и А. Ты вот старая У, про тебя сразу понятно. А другие?

– Триста тридцать девять У, – сказала старуха, облизав отвисшую губу. – Первая У – старая У, вторая У – длинная У, третий У – одноглазый У…

– И ты всех помнишь?! – поразилась Яни, чуть не выронив картошку.

– Все У, все А, все Э, все О… Все. – Старуха хлопнула себя по груди. – Семья.

– У тебя самая огромная семья из всех, какие я видела! – сказала Яни.

– Триста пятая Я – рыжая Я, – проговорила порченая и похлопала девочку по голове. – Семья.

Яни так широко улыбнулась, что аж щеки заболели.

– Старая У, слушай, раз мы теперь твоя семья, ты же и наши беды чувствуешь, да? – поняла вдруг девочка. – Уже четвертый день прошел, как мы тут. Наверное, если кого-то отправили нас допрашивать, то они должны скоро приехать. Ты что-нибудь чувствуешь? Принц нам сказал уходить с рудника, если будет опасно. Только… Только у нас Сиины нету. А младшие, конечно, научились Целью управлять и других учат, но только… Они так предсказывать не умеют, как сестра. Они говорят, что у них один большой страх и он слопал все остальные. И ничего не понятно. Старая У, а ты чувствуешь другие страхи, кроме затмения?

Порченая отодвинула оба таза, схватила какую-то доску, прислоненную к стене, и грохнула ее на пол. Девочка аж вздрогнула и, пока У копошилась позади себя, в большой корзине, разглядела на светлом дереве цифры.

– Старая У! Это же календарь, да?

Старуха поставила перед собой несколько чашечек с блестящими, мелкими, как бусины, камнями разных цветов. Яни ахнула, ей тут же захотелось проделать в них отверстия, нанизать на нитку и носить, как роскошное ожерелье. Но когда она узнала, зачем нужны камни, весь восторг ушел.

– Болезнь, – сказала У, ткнув сморщенным пальцем в синюю чашку, потом в черную. – Смерть.

Красные камни означали кровь, наказание, коричневые – несчастный случай, травму, опасность.

Порченая указала на двойку.

– Сегодня, – буркнула она, выбрала коричневый камень и положила в квадратик, обозначавший день.

Яни встрепенулась.

– Они приедут сегодня?!

Старая У покачала головой.

– Железный О. Нога. Найди большую И. Скажи.

– Ладно! – вскинулась Яни, но старуха удержала ее за руку:

– Потом.