Зенит

Пошел между эшелонами. Считал танки. Удивился, что состав с такой техникой и людьми — вон сколько вагонов с печками! — идет без зенитного прикрытия. Короткая переброска? Откуда, куда? Но о таких вещах на войне не спрашивают.

Двери в одной из теплушек открылись. На землю легко соскочил подполковник, на вид — паренек, невысокий, стройный, с белой непослушной шевелюрой, без шинели, в кителе.

Протянул в щель двери руки и с необычайной легкостью, как маленькую, подхватив на лету, опустил из вагона… Лику, потом так же Ванду. Девчата засмеялись. Я не верил глазам своим, ушам. Не сон ли это? Даже больно ударило в голову. Сначала — от радости. Потом — от злости. Им смешно? Им еще смешно? И к подполковнику появилась злая ревность: какой жечный кавалер! Щелкопер! Лапай! Как высаживает девчат! Как хватает!

В должности комсорга я ни на кого голоса не повысил, кроме необычного того случая, когда Старовойтов и Глаша подорвались на минах: шофера «крестил», спасшего нас от «мессера». А тут… занятые подполковником, Ванда и Лика не успели заметить меня, как я закрутил такое!..

— …! Чертово отродье! Где вас носит, заразы!

Лика первая обернулась, глаза ее стали как противотуманные фары. А Ванда присела, будто хотела спрятаться под вагоном. Но я знал, видел, что паясничает, чертова кукла, играет, и разозлился еще больше. Дополнил свою брань цензурными, но страшными угрозами:

— Из партии вылетишь! Под трибунал отдам! Глупость, конечно, городил. За считанные секунды разрядил все, что накопил за бессонную ночь — страх, отчаяние, гнев. Словом, сорвался парень. Потом стыдился глянуть в глаза… Лике. Ванды не стеснялся, невесте своей мог добавить и с глазу на глаз.

Подполковник крутнулся на одной ноге, привычным движением поправил китель, стукнул каблуками наглянцованных хромовых сапог.

— Товарищ младший лейтенант! Ко мне!

Я приблизился, но шаг не чеканил, переваливаясь, подошел, все еще со злостью думая: «Буду я перед тобой вытягиваться, щелкун! Что ты мне сделаешь? Через пять минут твой литерный повезет тебя неизвестно куда».

— Младший лейтенант! Как ходите? Как ходите? Как корова на льду! Станьте как положено! — Звонко крикнул: — Ремень подтяните! Распустил пузо, как беременная баба!.. А язык, язык как распустил! Офицер победоносной армии! В Европе находишься, азиат!

Унижал перед девчатами. Но испугало другое: разбудит остальных и будет до отхода эшелона «топтать». Такие безусые подполковники любят «власть употреблять». Правда, у него были усики, маленькие, рыженькие, как у гимназиста из чеховского рассказа. Но было у него другое, что, когда я заметил, заставило меня подтянуться: на кителе над орденскими планками сияла Звезда Героя. Нет, парень, пожалуй, не попрыгун и не из тех тыловых штабистов, что даже на вокзалах придирчиво останавливают каждого младшего по званию.

— Вот так! Такой бравый офицер и такой бескультурный! Из какого училища? — И девушкам: — Много у вас таких?

Ванда, видел, готова была прыснуть со смеху, даже рот прикрыла воротником шинели. А Лика смотрела необычайно серьезно и, по-моему, сочувствовала мне, понимала, как много я пережил из-за них.

— Доложите командиру своей части… Командир танковой бригады полковник Сивошапка за нецензурные слова при дамах арестовывает вас на пять суток. Повторите.

— Есть, пять суток, товарищ полковник!

— И зарубите на носу, младший…

— Есть, зарубить на носу! — почти весело ответил я, потому что снова теплой волной обдала радость от возвращения девчат и появилась внутренняя усмешка от фамилии командира бригады (Как в «Свадьбе в Малиновке», хотя знал, что Сивошапки там нет), и оттого, что он сам себя повысил в звании («Любуется собой, полковничек!»), и оттого, что Ванда и Лика — дамы («Ох, дались мне эти дамы!»).

— Товарищ полковник! Не наказывайте его. Он — мой жених, — кажется, без игры, без шутовства, серьезно попросила Ванда.

— Ваш жених? — удивился и, казалось, разочаровался Сивошапка. — У вас такой некультурный жених, Ванда?

— Павел хороший, — сказала Лика.

— Так это он? Ну, счастливчик, лейтенант!.. Они мне про вас все уши прожужжали. — Вздохнул: — Жаль мне прощаться с вами. Но вынужден передать такое сокровище в руки вашего Кузьмича.

— Кузаева.

— Кузаева так Кузаева. Этому не доверяю. Снова не убережет. Бегом — за мной! Время не ждет! Берлин ждет!

И действительно, как мальчишка, побежал к нашему штабному вагону, сигая через четыре шпалы. И девчата побежали за ним. Но сначала Ванда обернулась и показала мне язык.

Ошеломленный, я стоял по стойке «смирно». Но через минуту охватила новая злость — на Зуброва. Я, комсорг, искренне пожалел, что нахожусь в 1945-м, а не в 1813 году, когда этим путем русские шли на Париж.