Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»

3 марта 1942 г. в 12.19 по пеленгу 210° обнаружили самолет противника Хе-111, который шел курсом на аэродром на высоте 250 метров. Нами открыт огонь в 12.20 из орудий 76,2-мм калибра с дистанции 44,5 кабельтова способом «по штурмовику подвижными завесами».

Снаряды рвались нормально. Один снаряд разорвался около самолета. После шестого залпа самолет противника отвернул на обратный курс и пошел на снижение курсом в море. По пеленгу 240° самолет скрылся за береговой чертой.

В 12.45 с аэродрома сообщил политрук Филоненко, что самолет после нашего обстрела упал в море. Падение самолета видел начальник продснабжения аэродрома интендант 3-го ранга Огарев и другие командиры, находившиеся с ним.

Старший лейтенант Мошенский.

У «Квадрата» появилась своя шлюпка — четверка. Ее передали с затонувшего «Дооба», и боцман Бегасинский с двумя краснофлотцами довольно быстро привели ее в образцовый флотский порядок.

Работа была знакомая, милая сердцу. А еще спорилась она потому, что Мошенский пообещал Бегасинскому увольнение на берег, к семье, которая у мичмана по-прежнему жила в Севастополе…

Слово свое Мошенский сдержал.

Солнечным мартовским утром боцман Бегасинский возвращался на плавбатарею веселый и помолодевший. На веслах лихо сидел старшина Василий Платонов. Едва шлюпка причалила к трапу, как с бортов посыпались добродушные подначки и шутки:

— Товарищ мичман, вы прямо как адмирал, к парадному трапу причаливаете!

— Еще бы не адмирал — от жены едет.

Бегасинский поднялся на палубу, грузной уверенной походкой направился к мостику. Доложил Мошенскому о прибытии с берега без замечаний. И таким дорогим, довоенным повеяло от этого рапорта, что все стоявшие на мостике заулыбались.

— Дома все хорошо? — поинтересовался Мошенский.

— Нормально, товарищ командир.

— Не ожидали, наверное? — спросил комиссар.

— Какое там… Как снег на голову.

— Хорошо, боцман. Приступайте к своим обязанностям. — Мошенский дал понять, что разговор окончен.

Бегасинский козырнул и направился в баталерку, к Пузько. А по пути опять шутки:

— С прибытием, Александр Васильевич!

— Спасибо, Бесчастный.

— Жена не обижается, товарищ боцман?

— На что ей обижаться?

— Как «на что»? А вдруг не управились, товарищ боцман?

— Ты язык-то, Донец, попридержи. Доживешь до моих лет — управляйся, а за меня не беспокойся.

В баталерке мичмана приветствовало все «трюмное царство» во главе с Гавриилом Васильевичем Пузько — Леша Рютин, кладовщики Афанасьев, Полищук, Кротов.

Маленькие глазки сорокадевятилетнего Пузько заволокло слезой, он обеими руками растроганно затряс сильную и широкую, точно деревянная лопата, руку боцмана, будто не видел Бегасинского по крайней мере месяц.

— По какому случаю общий сбор? — улыбнувшись, спросил Бегасинский.

— Переход на весенне-летние нормы. Готовимся, — пояснил Пузько.

Бегасинский, снимая шинель, добродушно спросил:

— За одну ночь уже новые вводные?

Пузько развел руками. Разве он мог признаться, что собрал весь плавбатарейский «тыл», чтобы показать себя, потешить хоть малой, но властью душу, Борису Полищуку «хвост поприжать». Пусть видит — и Пузько может боцманские обязанности исполнять. Пусть возраст уважает! А то и дружок его, Кротов, хоть и салага, а туда же, за Полищуком, нос воротит.

Кое-что Пузько кладовщикам уже успел сказать, и теперь в его интересы не входило объясняться при всех о цели сбора. Он поспешил закруглить совещание:

— В общем, товарищи, чтобы списки были честь по чести. Без подтирок и помарок. Все, как вчера Александр Васильевич сказал, понятно?

— Понятно, — усмехнулся Полищук. — Можно идти, товарищ мичман?

— Идите!

Матросы ушли, а Пузько, присев на ящик, печально произнес:

— Значит, повидал своих, Александр Васильевич. Все хорошо? Да… Как-то мои живут, и живы ли?.. Сегодня ночью Ольгу во сне видел. Молодую еще совсем… На меня глядит, волосы распущает и смеется. К чему бы, а? За всю войну в первый раз вижу…

— Я сны угадывать не горазд. Главное, не думай о плохом. Дела-то вон как хорошо пошли. На Керченский полуостров за зиму, говорят, несколько наших армий переправилось. Силу копят огромную. Потом как вдарят немцу по загривку, и конец немцам в Крыму. А там, смекай, Васильич, всё возвращать начнем. Сначала Крым, потом Одессу. Твоих вызволим. Не сомневайся, не вешай нос.