Зеркала

"Нет ощущения, что ладони горят?"

Торжествующий, звонкий хохот фэйри заполнил комнату.

— Я так и учуял! Источник! — Ахо суетливо кружил рядом, как назойливая и любопытная муха-переросток, едва ли не принюхиваясь ко мне, но старательно держась на безопасном расстоянии. Я же в странном трепете наблюдала, как просачивается на кончиках пальцев это сияние, как оно словно стекает с моей руки, оставаясь в воздухе едва заметным туманным шлейфом, стоит только двинуть кистью. Красиво. И страшно.

Стало холоднее, с очередным выдохом я заметила, как изо рта вырвался пар. На границе слуха раздался легкий стеклянный перезвон — это стекла и зеркало покрылись тончайшим слоем инистых узоров. Я едва не вскрикнула от ужаса и инстинктивно вцепилась в плечи Кондора, прижала его к себе, пытаясь и защитить его и найти в нем защиту.

— Очнись, пожалуйста! Кондор! Ну! — я снова выдохнула пар. Ахо как сквозь землю провалился — или спрятался куда-то, где я его не видела, и на попытку докричаться до него никак не отреагировал. — Юлиан! Как там тебя еще, проклятый чародей, просыпайся!

Впервые за все это время я пожалела, что слуг в замке почти нет.

Оставаться наедине с чем-то неведомым, странным и необъяснимым, пролезающим в реальность, было не просто страшно. Это сковывало, выворачивало сознание, едва не раскалывая его на части. Наверное, я не кричала в ужасе только потому, что четко осознавала реальность происходящего и то, что истошный визг здесь ничего не решит.

Щекотка под кожей переросла в ощущения на грани боли — ладони действительно жгло, вдоль вен словно тек жидкий огонь. Я чувствовала его настолько остро, что хотелось расцарапать кожу, только бы это ушло, пропало, вытекло из меня. Всхлипнув, я схватилась за руку мага, переплела наши пальцы, мысленно готовясь к тому, чтобы прямо сейчас бежать из кабинета куда-нибудь и тащить Кондора с собой. На себе.

Запястье мне едва не вывихнуло странной судорогой, которая свела руку от локтя и ниже. В тот же момент пальцы Кондора с силой сжались, и я зашипела от боли, проклиная все его кольца и одновременно радуясь тому, что он, кажется, начал приходить в себя — пусть медленно, но начал. Наверное, именно потому я сразу не осознала, что штука, мерцающая в венах, начала уходить сквозь пальцы, оплетая руку Кондора, просачиваясь под его кожу. Я дернулась, попыталась освободиться, но не смогла разжать пальцев, словно некая сила не давала этого сделать.

Маг открыл глаза, глубоко вдохнул и в невероятном изумлении уставился на меня, видимо, еще не до конца понимая, что произошло. Я сделала не менее удивленные и отчаянные глаза и на всякий случай еще раз попыталась вытащить свои пальцы из его железной хватки. Без толку. Кондор что-то прошептал, вполне возможно, не слишком приличное, я не расслышала, зажмурился и глубоко вдохнул, выпрямляясь и отпуская мою руку с какой-то странной легкостью.

В тот же момент мне показалось, что внутри меня что-то разбилось на тысячи мелких, острых, ледяных осколков — и вместо жидкого огня под кожей разлился жидкий холод, вымораживающий все живое. Я успела услышать удар, звук открывающейся двери, голос Ренара и то, что Кондор что-то отвечает ему, успела почувствовать, как меня хватают за плечи, открывают мне рот и вливают в него что-то горькое и обжигающее. Потом стало так больно, что лучше бы я умерла, захлебнувшись ледяной водой, текущей по ту сторону.

Глава четвертая: De Profundis

Часть первая, в которой леди Лидделл очень стыдно

Магия, мадам, пьянит как вино, и если вы непривычны к ней, то рискуете быстро опьянеть. © Сюзанна Кларк, "Прощай-Милость, или Дамы из Грейс-Адье"

Я пришла в себя, когда голоса, эхо которых плыло где-то в моих грезах замысловатыми диалогами, вдруг стали громче и приобрели весьма явные призвуки начавшегося спора.

— Не хотелось бы рисковать своей шкурой, но, Кондор, мать твоя… достойная женщина, здесь не я клювом прощелкал.

Это совершенно точно был Ренар.

— Твоя задача была максимально проста, — огрызнулись в ответ. — И заключалась в том, чтобы развлекать девушку. А не оставлять ее одну в толпе!

В последней фразе было столько гнева, что даже произнесенная не слишком громко, она отозвалась в моей голове приступом острой боли.

— Во-первых, не в толпе, — не в пример спокойнее ответил Ренар. — Во-вторых, так было нужно. В тот момент. Кто же знал?

Кондор вздохнул и ответил уже мягче, с каким-то оттенком раскаяния:

— Да никто не знал. И знать не мог. Дернул их Неблагой вылезти…

Он резко замолчал, видимо, почувствовав, что я их слушаю. Я с большим трудом пошевелила веками, от этого крошечного движения жесткий обруч боли сдавил мою голову еще сильнее. Притворяться, что я все еще не в сознании, не хотелось, хотелось пить. Страшно. Такой жажды у меня не было никогда — рот словно высох, губы потрескались и болели.