Зеркала

— Если вы закончили, пожалуй, стоит отправить Мари отдохнуть. После транса и всего остального, думаю, заставлять ее нервничать — не лучшая идея…

— О, конечно, — с подчеркнутым сочувствием протянула Присцилла и ласково погладила меня по руке. Я напряглась. — Надеюсь увидеть вас за обедом, милая.

Ага, в качестве главного блюда.

Я натянуто улыбнулась ей.

— Я вернусь через десять минут, — сказал Кондор, придерживая дверь, чтобы я вышла, сжимая в руках пальто и сапоги.

Скорее, вылетела, потому что очень хотела оказаться подальше от Присциллы. И от ее намеков.

— Уж будь так добр… — донеслось вслед.

— Прис!

Я не услышала, что она ответила Парсивалю: Кондор закрыл дверь и, прислонившись в ней спиной, посмотрел на меня — задрав голову, чуть свысока, из-под ресниц.

— Что? — смутилась я, пытаясь натянуть сапог. Пальцы еще плохо меня слушались. — Доставляю слишком много проблем одним своим существованием?

Маг перевел взгляд на потолок, словно бы искал поддержки у кого-то из своих богов. Боги молчали.

— Ну, прости, знаю два способа привести взрослого мужика в чувство, но бить тебя по лицу мне не хотелось, — все еще краснея, буркнула я.

— Я не выпускница школы для благородных девиц, милая, чтобы придавать таким вещам особое значение, — оскалился он. — Ты, как я заметил, тоже не оранжерейный цветочек, так что не обращай на Присциллу внимания.

Кондор забрал у меня пальто и приобнял за плечи, увлекая дальше по коридору.

— Она злится, что ошиблась, — добавил он тише, — что не удержала контроль, что все это заметили. Поэтому кусается — больно, как ей кажется, но безвредно. Могла бы больнее, если бы хотела действительно обидеть и оскорбить.

— Не сомневаюсь, — ответила я. — Я не знаю, как ты это выдерживаешь.

Он усмехнулся:

— Терпеливо и милосердно, старательно извлекая из этого пользу для самого себя. Как ты?

Вопрос был для меня настолько неожиданным, что я не сразу поняла, к чему это, и удивленно подняла взгляд на Кондора.

— В смысле, как я себя чувствую? — уточнила я. — Как если бы всю ночь смотрела кошмары.

Я сжала ладонь в кулак, чувствуя, как пальцы дрожат и гнутся с трудом.

Кондор кивнул, давая знак, что понял, и утянул меня в большое зеркало, обнаружившееся в одной из комнат.

Очень кстати, потому что, боюсь, прогулки через весь дом я бы не выдержала.

* * *

— Если ты продолжишь запираться в четырех стенах, милая, то рано или поздно превратишься в пугливую зануду, — Ренар протянул мне руку, помогая перебраться через ручей, сбегающий со склона холма. — И раз уж теперь я здесь, тебе придется выползать из своей норы в большой мир. Ничего важного, поверь мне, не упустишь.

Он шел чуть впереди, легко и беспечно, очень уверенный в себе и своей цели, будто бы еще вчера не мялся и не отмалчивался в присутствии двух леди, разглядывающих его, как приблудного и очень опасного с виду пса, которого их племянник зачем-то притащил в дом и позволил лежать на диване в гостиной.

Надо сказать, в гостиной Ренар действительно смотрелся странно, как что-то чуждое ей, пришлое и слишком яркое. А тут, среди блеклых пустошей, покрытых тонким слоем снега, среди мрачных валунов и печальных деревьев, он словно ожил и перестал прятаться.

— И я тоже очень рада, что ты здесь, — сказала я. — По крайней мере, мне есть, с кем поговорить, не следя за языком.

Ренар понимающе ухмыльнулся и похлопал меня по плечу.

За три дня, которые я провела в доме дель Эйве, я поняла, что такое тоска. Лорд Парсиваль почти все время был занят, а в те моменты, когда мы сталкивались, уделял мне внимания не больше, чем Корвину, который завел привычку всегда маячить там, где я оказывалась. Единственный раз, когда наше общение продолжалось дольше десяти минут, случился вчера в Академии: Кондор притащил меня в кабинет к отцу, снова, и снова затем, чтобы я читала и подписывала документы. После этого мой патрон поставил на стол между нами небольшой футляр, в котором оказалась сережка — небольшое серебряное кольцо с узором и ярко-зеленым камнем.

— Господин Раферти просил передавать свои лучшие пожелания, — Парсиваль сощурился, явно ожидая от меня какой-то реакции. — И очень надеется на вашу скорую встречу. Я обещал ему, что вы подумаете.

Я кивнула.

Парсиваль сделал мне знак встать и, подойдя ближе, вдел сережку мне в ухо — в правое, чуть выше мочки — и отечески поцеловал меня в лоб.

— Добро пожаловать в семью, леди Лидделл, — сказал он, пожимая мне руку.

Его кожа была теплой, но во взгляде мне чудился лед. Не то, чтобы это было похоже на неприязнь, скорее — на вежливое равнодушие, которое не спешило перейти в подобие участия. Разве что — сочувствия к бедной потерянной девочке, не более. Я отлично помнила, почему лорд Парсиваль сделал это для меня: потому что он делал это не для меня. Но я не могла не быть благодарной.

— А сережка и правда красивая, — сказал Ренар, выдергивая меня из рефлексии. — Похожа на тебя.

Я дотронулась до украшения, проверяя, на месте ли, хотя отлично помнила, что из-за чар не смогу его потерять.

— Да, мне тоже нравится.