Читаем Зеркала Хаоса полностью

Из забугорного сортира Нам всем навязывают лихо Еще одну картину мира, Так по-английски: зло и тихо.

Но все они сгорят досрочно, И я сквозь них гляжу надменно. У них не выйдет - это точно! Приватизация Вселенной!

* * * Не выйти из водоворота. Не хватит времени и сил. И подло улыбнется кто-то. Но я пощады не просил.

Пусть время снова остановит Мои наручные часы. Все затуманит, обескровит, Дойдя до черной полосы.

Дойдя до берега иного, Под странным знаменем беды... Я вижу: здесь не может слово, Помочь среди белиберды.

Я свыкнусь с тихими ночами, Под маской лунного лица, С неимоверными лучами, То ль серебра, а то ль свинца...

* * * Небытие мне корчит рожи. Оставь! Все это ни к чему... Я сам рисую так похоже Непроницаемую тьму.

Когда-то было все иначе, Светило солнышко тогда... Теперь в рукав пространство прячет Те "баснословные года".

О, как нелепа и прелестна, Как лжива дальняя весна... И мне вот в этом мире тесно, Я впасть хочу в реальность сна.

Проходит время ненароком. Непринужденна и легка Глядит зеркально-одинока Душа, почти что свысока.

И холодком прозрачным веет Разбитой жизни чепуха... Ничто теперь меня не склеит... Оборвана строка стиха...

* * * Нервное чирканье спичек, Злые огни электричек... И друг на друга похожи Все изможденные рожи.

Дни неизменные ткутся. Люди уныло толкутся, И, среди моря прошедших, Много тупых, сумасшедших.

Снова гудки, объявленья, Спешка до остервененья Прыгает смерть по платформам С жутким своим хлороформом.

Время приходит без спроса, Сердце стучит как колеса. Ужас проносится мимо, Струйкой зловонного дыма.

Видятся искры распада В омуте всякого взгляда. И на окраине мира Жизнь - продолженье сортира.

Жизнь - продолженье вокзала, Сплюнула - все рассказала... Все мы на адском перроне В общем жестоком вагоне.

* * * Ощущение вечного зла, География личного Ада, И сиреневых песен зола Пустота отрешенного взгляда.

И дурные дороги кругом В небе темном, бездонном и старом. И становится память врагом, И столетия катятся даром.

На твоем горизонте всегда Солнце черное яростно реет, Душит музыки белиберда, И отчаянье гроздьями зреет.

Время горькой строкой оборви, Что настояна летом на травах... Виноватых не стало и правых На планете, лишенной любви.

* * * Повторяются виднейшие умы, Повторяется набор подлейших мук. И природы безобразные шумы Забивают быстро сердца тихий стук.

Я читаю и во сне и наяву, И гляжу в судьбы кривые зеркала. Я, пожалуй, лишь иронией живу, И вдыхаю ароматный воздух зла.

Я опять по тем же улицам хожу, И растерянно отчаянье ловлю. Кроме скуки, ничего не нахожу. И рассеянную боль всегда терплю.

Это было с кем-то так же, как со мной. Это будет, точно будет... И не раз... Обреченный стать весной и тишиной Упадет на дно чужих, холодных глаз.

* * * Провинция. Прогулка. Тишина... Я ненавижу свой полночный бред. Особенно, когда стоит весна. Особенно...когда так много лет

Одно и тоже повторяет мир (Ну, как ему о чем-то толковать?) Из окон обезумевших квартир Летит одно желанье: забывать.

Так повторяй столетий голоса На все лады, предчувствуя беду. Над нами веют злые чудеса, И кажется, что мы уже в аду...

* * * Мои пути сжигает лето, Я вижу черную траву. Вокруг переизбыток света. Ослепнув, падает планета В безудержную синеву.

И солнце катится по крыше, И стекла раскаляет вмиг. Дом интенсивно, тяжко дышит, И музыку безумья слышит, Хоть тень огромную воздвиг.

И ночь покоя не приносит Лишь вместо Солнца - диск Луны О чем-то непонятном просит... Но вновь к утру мне кто-то бросит Испепеляющие сны.

* * * Расправил крылья - и прочь В свою любимую ночь, В свою кошмарную тьму, Что не понять никому.

И рвется горе - строка, И тяжелеет рука, И за пределами сна Картина боли ясна.

Все то же самое, но Уходит время на дно. И мировая печаль Души окутала даль.

Наполнив яростью взгляд, Сочится кровь, будто яд... Наверно, кто-то, скорбя, Уничтожает тебя.

* * * Рвану в просвет меж книг и лиц, И в темень попаду ночную, И парадокс лихих страниц Собой я переименую.

И где-то там, за краем зла И бесконечного распада Меня запрячут зеркала Среди загадочного ряда.

Меня на части раздробят, Ведь строчки, как и кости, ломки... Ведь звезды, люди теребят Куски души-головоломки.

* * * Сгони тоску с усталых век, Почувствуй ход столетий кожей. А я - горящий человек, Я в адской нахожусь прихожей.

Возможно, у тебя есть шанс, Он призрачен и мимолетен, А я хочу допеть романс, Почти невидим и бесплотен.

Дослушай звуки, а затем Иди, ведь путь почти что вечен... А я вернусь в кольцо систем, Которыми ты не замечен.

Из-под полуприкрытых век, Гляди, как распадется атом... А я - сгоревший человек, Всегдашним огорчен возвратом.

* * * Сотни разных мелочей На моем столе, Трудно быть среди вещей В их тягучей мгле.

Можно взять и погадать, Переставив их, Вместе с ними пропадать В сумерках лихих.

Растворился в быте и Знаю - нет души! Но легко могу найти Дни - карандаши.

Пару слов и пару лет Мир овеществил. Тронуть можно жуткий бред, Только нету сил.

Жизнь почти что не видна. Все, что мы поем Это полночь у окна, Боль, что даст объем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Тень деревьев
Тень деревьев

Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) — выдающийся русский советский писатель, публицист и общественный деятель.Наряду с разносторонней писательской деятельностью И. Эренбург посвятил много сил и внимания стихотворному переводу.Эта книга — первое собрание лучших стихотворных переводов Эренбурга. И. Эренбург подолгу жил во Франции и в Испании, прекрасно знал язык, поэзию, культуру этих стран, был близок со многими выдающимися поэтами Франции, Испании, Латинской Америки.Более полувека назад была издана антология «Поэты Франции», где рядом с Верленом и Малларме были представлены юные и тогда безвестные парижские поэты, например Аполлинер. Переводы из этой книги впервые перепечатываются почти полностью. Полностью перепечатаны также стихотворения Франсиса Жамма, переведенные и изданные И. Эренбургом примерно в то же время. Наряду с хорошо известными французскими народными песнями в книгу включены никогда не переиздававшиеся образцы средневековой поэзии, рыцарской и любовной: легенда о рыцарях и о рубахе, прославленные сетования старинного испанского поэта Манрике и многое другое.В книгу включены также переводы из Франсуа Вийона, в наиболее полном их своде, переводы из лириков французского Возрождения, лирическая книга Пабло Неруды «Испания в сердце», стихи Гильена. В приложении к книге даны некоторые статьи и очерки И. Эренбурга, связанные с его переводческой деятельностью, а в примечаниях — варианты отдельных его переводов.

Андре Сальмон , Жан Мореас , Реми де Гурмон , Хуан Руис , Шарль Вильдрак

Поэзия