Мы лежали в постели и курили. Казалось тот месяц вынужденного воздержания настолько измотал его, что теперь он отпаивался… мной… без перерыва…
— Знаешь… — я повернулась на бок и, оперевшись на локоть, смотрела на него не отрываясь, — Странное ощущение. Я чудом избежал смерти, но мне смертельно тоскливо. Как будто я готовлюсь потерять что-то ценное. Что-то намного более ценное, чем жизнь… -эмпатия?
— Любимый, нет ничего ценнее жизни. Все можно изменить, кроме смерти.
— Не всегда. Когда жизнь теряет смысл она перестаёт быть жизнью, а становится так, существованием…
— Но это уже крайность. Разве нет?
— Я вообще склонен к крайностям. Разве ты не заметила?..
А на следующий день в нашей маленькой квартирке яблоку негде было упасть. Собрались все, как бы сказали в будущем, весь бомонд театральной Москвы. Весь бомонд театральной Москвы пил советское шампанское и ел чёрную икру столовыми ложками из круглых жестяных банок. Повод был важный и значимый — он вернулся! Вернулся из Израиля, вернулся после операции, вернулся с того света. Расспрашивали про землю Обетованную. Потом про врачей и операцию. И пили, пили, пили, пили. Здесь были все. Даже две будущие жены. Фурия быстро напилась и попробовала выяснять отношения. Не вышло. Вторая, та, которая идеальная, права не предъявляла, не скандалила, просто изучала и наблюдала… Именно она приберёт его к рукам после того, как я исчезну. После прыжка.
Решено. Нужно прыгать. Больше нет возможности тянуть и откладывать. Пора. Карету мне, карету. Только как сказать ему, что я ухожу? Или не говорить? Просто исчезнуть. Как великий Ершалаим, будто и не существовал он вовсе… скромное сравнение, ага. А если сказать, то что? «Милый, я ухожу потому, что мне пора в будущее. Нет, я не Алиса Селезнёва. А, ты не знаешь, кто это? Ничего, через пять лет узнаешь.» Абсурд. Нет, тут нужно действовать филиграннее. От любви до ненависти один шаг, а нам ещё предстояла встреча… и мне совершенно не хотелось, чтобы эта встреча была встречей врагов или обиженных любовников. Решение пришло неожиданно. КГБ… меня вызывают на Лубянку. Зачем? Не знаю. Быть может это связано с моей прошлой жизнью. Сам же знаешь, не бывает бывших иностранцев. Особенно если ты видел загнивающую Европу изнутри. А в частности режим Франко… Конечно поеду. У меня нет выбора… У меня нет выбора. Меня отправляют в Мексику. Отказаться? Как можно отказать КГБ? Мне же не предлагают. Меня отправляют в добровольно-принудительном порядке. Насколько? На год, два, десять! Я не знаю. Никто мне и не скажет. Просто посылают. Прости, я ничего не могу сделать. Я тебя любила, люблю и буду любить всю жизнь. Когда? Послезавтра. Спасибо и на том, что дали два дня попрощаться…
Фуф… так сложно и страшно мне не было никогда… а ещё горько, больно, невыносимо. Невыносимо видеть его слезы. Невыносимо видеть как он лупит кулаками стену. Невыносимо видеть его отрешенность. Но у меня, правда, не было выбора! Мы встретимся, Арамис, мы обязательно встретимся.
Каждую секунду перед неминуемой разлукой он проводил со мной. Окружал меня заботой, теплом и вниманием, перемежающимся поцелуями и признаниями. Да, трудно любить, терять ещё трудней…
Вот и всё. Я тоскливо осмотрела наш дом. Его дом. Его холостяцкую квартиру, в которой я была так счастлива… Чемоданы собраны. Их я потом отправлю в Черемушки. Для прыжка мне не нужно ничего, кроме меня самой. Но доиграть нужно. Я поеду в аэропорт. Буду прощаться с ним в зоне отлёта. А потом поеду на Патриаршие. На Большую Садовую. В нехорошую квартиру. Ирония судьбы ли или точный расчёт, но там находился офис Виктора в этом времени. Там останется это тело до следующего прыжка. Надеюсь, он будет. Надеюсь моя неожиданная беременность не сильно спутала карты. Но полно гипотез. Нужно прыгать и решать проблемы на месте.
Действительно долгие проводы — лишние слёзы. Я ревела белугой в аэропорту. Он плакал. Мы стояли обнявшись. Без слов. Мы отрывали от себя часть себя. Он — просто часть, я — свою лучшую часть. Но что поделаешь — Служба. И вот я скрываюсь за стеклянными дверьми. Он ждёт. Потом все же уходит. Он резко осунулся, сжался. Я же задыхалась от горя. Я стояла на четвереньках и натурально выла. Благо работники аэропорта тоже были из наших. Они отпоили меня валерианой, отправили вещи в Черемушки, меня — на Большую Садовую. Ну что? Прощай век 20! И прости! За всё!
========== Глава 2. «Дом?» ==========
Я открыла глаза. Меня мутило и голова ныла. Я была в комнате. В той самое нехорошей квартире, но я точно знала, что между тем моментом, когда я закрыла глаза и открыла — прошло чуть меньше чем пол века. Я заснула в 1978, а проснулась в 2014. В горле пересохло.
— Воды…- медсестра принесла стакан, помогла мне сесть. Я жадно выпила воду и откинулась на подушки. За окном было темно и снег… — А какой сейчас месяц?
— Февраль… достать чернил и плакать. Кажется так он написал? — в палату вошёл Виктор, — С возвращением!
— Спасибо! — слабо улыбнулась я.
— А ты рисковая! Ты первая, кто отважился на прыжок будучи в положении…
— Что… с ними?