Зеркала времени (СИ)

— Это прекрасно, — и уже его матери, — Может быть Вам отдохнуть?

— Я не устала, — ответила она, — Я только сейчас начинаю понимать, что могла потерять моих мальчиков… и ужас берет…

«Что на эту, такую внезапную смерть продавались билеты за месяц вперёд»…

Я тряхнула головой. Воспоминание из, уже несуществующего, прошлого, исчезло.

— Но уже же все хорошо! Да, долгая реабилитация, но жизням Ваших мужчин больше ничего не угрожает.

— Хотите я попрошу поставить здесь дополнительную кушетку?

— А Вы сможете? — ее глаза заблестели.

— Конечно!

— Спасибо! Спасибо Вам. За всё!

Я улыбнулась и направилась на поиски медбратьев.

Был вечер. Знойный вечер уходящей весны. Я качалась на качелях в саду. Всё выше, и выше, и выше. Операция прошла успешно. Теперь все будет хорошо. У него. А у меня — прыжок. До операции я гнала от себя эти мысли. Но теперь… теперь придётся признать, что расставание неизбежно… Придумать что-то? Или уйти по-английски? Как быть? И я обещала ему пьесу. Тут самую, которая там, в будущем была написана для него. Я вздохнула. Придётся ее переписывать от руки с экрана планшета. Но что не сделаешь для человека, которому искренне интересно прочесть то, что ты пишешь. Интересно через твои строки узнать твою вселенную. Не Стас, явно не Стас… и это было прекрасно…

========== Часть 2. Назад в будущее. Глава 1. «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены». ==========

Комментарий к Часть 2. Назад в будущее. Глава 1. «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены».

Несвоевременность - вечная драма, где есть он и она.

Игорь Тальков

Утром он пришёл в себя. Долго осматривал мутным взглядом палату реанимации. Потом, сфокусировав свой взор на мне, выдохнул и улыбнулся.

— С добрым утром! Как ты себя чувствуешь?

— Ничего… как будто по мне проехались катком… а так ничего…

— Ну, ощущение от катка скоро пройдёт. Ты помнишь кто ты? Что ты здесь делаешь?

— Да… У меня была операция…

— А кто я? Помнишь?

— Ты… конечно помню. Спасибо, что сдержала обещание и сейчас ты со мной…

— Тебе не за что меня благодарить!

— Есть за что… ты мне снилась кстати…

— Вот как?

— Да, ты была в длинном греческом платье с венком в волосах. И ты говорила странному человеку, одетому в шкуру тигра о том, что я новый мессия.

— Хм, — Штирлиц снова был слишком близок к провалу.

— Не бери в голову. Просто странный сон. Как родители? Как отец?

— Все хорошо. Все прошло хорошо. Он в сознании. Теперь у вас все хорошо будет.

— Ты хотела сказать — у нас.

— Да, конечно, у нас.

Он очень быстро приходил в себя. Реанимация-интенсивная терапия — палата. Всего неделя и он уже бодр, свеж, полон идей и планов. Утомляется пока быстро, поэтому все прогулки — не длительные и только со мной. Его отец, действительно, будто помолодел, а мама начала улыбаться. Часто и открыто. И вот уже у нас появилась семейная традиция — обедать вместе. В час дня, ежедневно, мы занимали столик на веранде и, принимая солнечные ванны, обсуждали все насущные вопросы, коих было мало. Не нужно было бежать, лететь, ползти. Жизнь была размеренной и спокойной. На исходе первой недели нам начали звонить из Москвы. Друзья, коллеги, журналисты. Операция стала для них самой обсуждаемой новостью и имела эффект разорвавшейся бомбы. Все советские газеты писали о том, что известный актёр был прооперирован в Израиле и теперь его жизни ничего не угрожает. Значит угрожало? В рядах поклонниц началась паника. Друзья рассказывали, как беснующиеся барышни штурмом брали служебный вход театра, чтобы только лишь узнать от кого-то из приближённых о том, что на самом деле произошло. Такое поведение было ярким примером доверия населения прессе и власти. Телефон в нашем номере не умолкал ни днём ни ночью. Пару раз даже звонили его фанатки. Откуда они взяли телефон — не признавались. Я же составляла список потенциальных врагов, которые этот самый телефон им дали…

Мой мужчина, видя исписанные листы на столе, сходил с ума от любопытства. Он и так, и эдак, пытался выяснить, что же это будет за пьеса. Я стоически хранила молчание. Он злился, обижался, умолял, но я оставалась непреклонной.

— Ну хотя бы расскажи, о чем она будет?

— О тебе!

— Ну вот, теперь мне ещё интереснее. — Ну расскажи!

— Всему своё время. Ещё немного осталось!

— Ты великая интриганка!

— Я знаю, — ответила я и поцеловала его в родинку на щеке. Бог мой, как я любила ее. Как я любила его всего. Особенно сейчас, когда он был так влюблён… в жизнь!

Ему был рекомендован покой, но, начиная со второй недели реабилитации, он читал. Много. Читал про себя, читал вслух, заставлял меня читать на два голоса. А я, на ночь, читала ему сказки о силе. Он удивлялся и обещал, по возвращении в Москву, рассказать всем о странном индейце, который курит грибы и советуется с ящерицами. А потом я дописала пьесу. Переписала. Что-то по памяти, что-то в его отсутсвие с экрана планшета. Получилось симпатично. Во всяком случае так казалось мне.

— Держи! — и я протянула ему несколько десятков листов исписанных размашистым почерком, — Это тебе.