Зеркальная комната

И пока я, случайный турист, занесенный судьбой в зимнюю Женеву, завороженно следил за этой «дрессировкой», другая белка выбежала из-за дерева, быстро вскарабкалась по моему пальто, взобралась на плечо и, прежде чем я успел опомниться, прыгнула на соседний дуб и умчалась в глубину парка, словно комета с огненным хвостом. Наверное, потом, зимними вечерами, она, смеясь, рассказывала своему семейству: «И как это я решилась на такую наглость? Но он стоял не шелохнувшись, совсем как дерево, а оказалось — служащий, да еще на временной работе!» В оправдание белки замечу: при моей тогдашней комплекции и в том пальто не мудрено было принять меня за дуб, если не за столетний — мне исполнилось только сорок пять, — то за вполне солидный и крепкий, мечтающий о лаврах дуба-долгожителя.

Но годы невинных игр с проворными зверьками миновали — в центре Европы свирепствует бешенство, несколько случаев было и в Женеве, правда, в основном эту ужасную болезнь переносят лисы, но белки тоже могут заразиться и стать переносчиками, поэтому врачи советуют проявлять осторожность, особенно когда поведение животных кажется странным: если теперь какая-нибудь белка приняла бы меня за дуб или еще бог знает за что, я не нашел бы в этом ничего забавного.

Еще мне очень нравится в Женеве… Хотя почему еще? Разве я уже рассказывал о том, что мне здесь нравится? Ну да ладно… Так вот, в Женеве запрещена охота, ограничена рыбная ловля, и это замечательно. Когда во время конференций мы засиживаемся на работе допоздна, я часто вижу из окна зайцев, перебегающих нашу «Аппиеву дорогу». А каждую весну одно чудесное зрелище прямо-таки не дает мне работать и выбивает из привычного ритма на несколько дней. Я имею в виду семейство диких уток — по дороге домой из «жарких стран» они ненадолго останавливаются в Женеве. Утка и селезень вступают в единоличное владение водной гладью, окружающей куб-монолит здания Верховного Совета, и ревностно охраняют свои границы от посягательств, пока утка — обладательница более пышных форм и менее яркой раскраски — спокойно бороздит зеркало вод, селезень изгоняет наглых самцов, которые норовят пристроиться по соседству, и яростно преследует их, пока те не скроются из виду.

Вскоре на воде, естественно, появляется целый выводок желтых пушистых комочков, они смешно бултыхаются в воде, но проходит совсем немного времени, и утята уже вовсю плавают, ныряют и стряхивают воду с коротких перьев. Эти события происходят на глазах проливающих слезы умиления полутора тысяч служащих до тех пор, пока птенцы подрастают и все семейство неожиданно взмывает в воздух и исчезает до будущего года (если вожак не поведет стаю в другое место).

Но запрет на охоту имел самые роковые последствия — вот парадокс! — именно для наших любимых уток.

Однажды на рассвете садовник обнаружил, что матерый лис ночью учинил кровавую расправу над обитателями озера. Да, природа груба, у нее жесткие законы, как говорил человек, которому приходилось спать в лесу на голой земле.

К счастью, новой трагедии не произошло: комитет секретарш направил Генеральному директору подписанное всеми сотрудниками прошение о том, чтобы бухгалтерия «выделила и перечислила в Управление садоводства необходимые средства на постройку специального домика», где утиное семейство могло бы жить, не опасаясь нападения хищников. И всего через два года такой домик появился.

После ужина у камина — поджаренный хлеб и кусочек сыру — я должен был бы отправиться спать, но почему-то совсем не хотелось. Может, почитать на сон грядущий? Пожалуй, нет, разве для этого я приехал? Ведь читать — значит жить чужой жизнью.

Вот я написал «должен был бы», забыв, что вовсе не обязан неукоснительно соблюдать режим дня. И вообще сегодня, здесь я никому ничего не должен и могу делать все что хочу (или не делать ничего).