Зеркальная комната

Могу, к примеру, оглянуться по сторонам, чтобы в очередной раз убедиться в полном отсутствии эстетического вкуса у хозяина этого жилища (надо сказать, к собственным недостаткам я одновременно непримирим и безразличен), в полной моей неспособности «создать интерьер». Прямо передо мной — горка, обитая изнутри искусственным красным бархатом, которую сделал я сам из плохого дерева, ее стеклянная дверца открывается с помощью весьма хитрого приспособления — здорового гвоздя. А уж какие сокровища хранятся внутри! Уникальная коллекция пошлых безделушек: пара подставок для зубочисток в виде девочки и мальчика с очаровательными локонами, одетых в короткие штанишки, в шляпках с лентами и с широкими поясами на талии. Эти милые дети держат в руках ракетки и опираются на обрубок дерева (он же футляр для зубочисток). Рядом — другая, не менее «благородная» парочка: сидящий на горшке двухлетний ребенок с продырявленной головой (снова отверстия для зубочисток!) и его близнец, проливающий горькие слезы. На другой полке — вызывающая безвкусица: три игрушечные кареты, преподнесенные в подарок на свадьбу (кому? кем? когда?), сделанные из непонятного месива и раскрашенные, словно леденцы, которые волхвы кладут детям в башмак. Первой правит ангелочек с тонкой ленточкой пониже талии, призванной сделать из него бесполое существо. Эту карету тянет за собой белый голубок, вторую — лебедь, а внутри ее едет сеньорита с веером в руках, наконец третья… впрочем, теперь я, кажется, понял: это не карета, а внушительных размеров супница, украшенная цветами. К ней притулилась расфуфыренная красотка, держащая в руках таинственный предмет, отдаленно напоминающий ломоть хлеба или пирога (хотя по замыслу скульптора он, очевидно, являл собой нечто более возвышенное). Рядом стоит «дядюшка Жауме» — фарфоровая бутыль в виде человека, напоминающего персонажа романов Диккенса. В правой руке «дядюшка» держит табакерку, в левой зонтик, в кулаке у него — поразительная находка! — расположено горлышко, откуда льется ликер, а шляпа на голове — наверное, вы уже догадались? — ну да, это же пробка! Его сосед — китайский болванчик, кукла из папье-маше, при малейшем колебании воздуха он начинает утвердительно трясти головой, с блаженно-идиотической улыбкой.

Не так давно за стеклом горки появилось красивое муранское стекло, доставшееся в наследство от тети Розины, но рядом с ним прежние обитатели кажутся еще более убогими.

Тем не менее горка — предмет восхищения домашних и гостей. Временами я думаю, что сделал благое дело, создав коллекцию, экспонаты которой вызывают лишь одно жгучее желание — скорее разбить их на мелкие кусочки. Раньше, когда не было горки, натыкаясь на какого-нибудь из этих уродцев в ящике стола, я испытывал такое отвращение, что спешил поскорее закрыть его. В конце концов пришла пора выбирать: либо расколотить их, либо в порыве вдохновения собрать воедино и выставить на всеобщее обозрение, посчитав, что в этом сборище монстров есть нечто забавное.

Именно подобные соображения, как я понял, листая рекламные проспекты, заставляют специалистов в области интерьера, а также опасных дилетантов набивать дома разнообразной рухлядью, битыми черепками и прочими «изысками», так что несчастный обитатель подобного жилища шагу не может ступить, чтобы не наткнуться на странные предметы вроде табурета, сидя на котором доят коров, разбитого корыта, допотопной мясорубки или огромного обветшавшего манекена.

Еще хуже, когда некоторые «умельцы» придумывают для старых вещей, мягко говоря, неожиданное применение: колесо телеги превращают в стол или в люстру, духовку для выпечки хлеба — в бар для спиртного, в ларце новобрачной хранят магнитофон и т. д. Если бы прежние владельцы этой рухляди рискнули бы воскреснуть (чего я им искренне не советую), они бы отправились в мир иной вторично, увидев, как изуродовали их собственность.

Каюсь, я тоже не смог побороть искушение и дважды последовал примеру «умельцев». В первый раз попросил нашего работника в Вальнове достать мне колесо от старой телеги, огромное, обитое железом. Не зная, зачем, собственно, оно понадобилось, я внушал себе, что спасаю изделие старинного, исчезающего промысла. Так или иначе ценное колесо докатили до дома с большим трудом, тяжеленное и здоровое, оно казалось гораздо больше, чем раньше, рядом с телегой и лошадью (так бывает с некоторыми покойниками, которые в гробу выглядят куда больше, чем при жизни).

Колесо прислонили к западной стене дома, дети сначала проявили к нему большой интерес, но через несколько дней он угас. Адела благоразумно промолчала. Другая на ее месте непременно возмутилась бы и разразилась гневной тирадой, вроде: «В этом сумасшедшем доме недостает только колеса! Мало здесь хлама!» Но Адела молчала. Она знала, что время нас рассудит.