Зеркальная комната

Сначала с крыши исчезла черепица. Кто-то (возможно, заплатив таинственному ведомству, не будем думать о людях плохо) погрузил ее в грузовик и благополучно вывез — конечно, ведь это была «настоящая» старинная замшелая черепица. А потом рухнула ветхая конюшня, не выдержав напора ветра и вероломства плесени.

А однажды ночью какие-то воры — высокие профессионалы — украли целое готическое окно, разделенное посередине маленькой колонной, выломав его вместе с куском стены и большим зубцом в придачу. На месте этого окна, словно вытекший глаз, зияла огромная брешь, как будто туда попало ядро или снаряд, метко пущенный из базуки.

Через два дня после этого злополучного происшествия я беседовал с полицейским, которого местные власти под давлением общественности вынуждены были прислать, чтобы составить рапорт. Полицейский выразил свое мнение очень определенно: «Снести его, замок этот, и дело с концом».

Наверное, готическое окно сейчас находится в США или в имении какого-нибудь владетельного лица, удовлетворившего таким образом свою прихоть, а может, в лавке антиквара, где дожидается покупателя.

Как бы то ни было, замок стал крив на один глаз и останется таким навсегда, до тех пор, пока его не разрушат, вернее, предоставят блестящую возможность рухнуть самому.

А я немедленно отправлюсь спать (уже без четверти три), утешаясь надеждой на то, что нынешний владелец готического окна использует его по назначению, а не как украшение для камина.

8

Часы показывают половину двенадцатого, я снова в гордом одиночестве.

Ночь пролетела быстро, но выспался я на славу, совсем как в детстве. Помню, когда мне было семь лет, мама пришла будить меня к воскресной мессе, а я руку готов был дать на отсечение, что уложили нас всего пять минут назад, а ночь попросту украли или она исчезла по странной причине, которую скрывают от детей, — «вот вырастешь, тогда узнаешь». Словом, несомненно, произошло какое-то чудо, но о нем лучше не говорить вслух… Впрочем, Сарра, хранительница всех моих маленьких секретов, утверждала, будто это была самая обычная ночь, и даже смеялась надо мной, но уверенности моей не поколебала: старшие сестры — существа особые, им известно такое, что мне, малышу, знать еще не положено.

Проснулся я в восемь и тут же вскочил: ужасно хотелось посмотреть, не прояснилось ли наконец небо вопреки моим ожиданиям; и потом, нужно привести в порядок гостиную, умывальник и кухню — на тот случай, если архитектор и каменщик все-таки надумают заглянуть ко мне. Нужно будет угостить их кофе и налить по рюмочке, словом, устроить небольшой праздник… Вот порадовалась бы Адела — ведь она всегда так старается, чтобы дом ее был нарядным и гостеприимным.

Жалюзи я отодвинул с замиранием сердца — возможно, слишком сильно сказано, да уж ладно — и увидел… Нет, этому невозможно поверить: необъятное голубое небо, а вдалеке, за замком, алое зарево восхода, сулившее погожий день. Солнце уже освещало Морель, Пуч-дел-Сан и Монграл, на их вершинах не висели большие клочья сырого тумана; вокруг дома еще лежала тень — окрестные холмы всегда крадут у нас первые часы солнца. Хорошо, что вчера я ошибся, когда предсказывал плохую погоду, имея, впрочем, на это все основания. Уж сегодня-то я наверняка сумею сделать что-нибудь замечательное (например, начну книгу!), несмотря на предстоящий визит и ясный день.

Моя тарелки, стаканы, ложки и кастрюли, чашки и блюдца, накопившиеся за четыре дня холостяцкой жизни, я дивился про себя, до чего же может дойти мужчина, если живет один и занимается чем угодно, только не хозяйством.

Прибрав в ванной, столовой и гостиной, я снова подивился тому, какой кавардак ухитрился устроить в доме — в день моего приезда он был как картинка, а теперь превратился в лавку барахольщика, закрытую за отсутствием клиентов: телефонный справочник оказался на холодильнике рядом со связкой ключей и свечами, приготовленными на случай, если в грозу погаснет электричество; на стуле бутылка травного ликера, очечник валяется на полу, на кресле переполненная пепельница, сахарница рядом с пишущей машинкой, а полупустая бутылка — на каминной полочке, где по чистой случайности или по милости господней не осталось пятен вина. Все три трубки (одна из них наполовину набитая), видимо, с каким-то тайным умыслом разбросаны в самых невероятных местах, а пачки табаку лежат на серванте, как можно дальше от огня и от батарей (чтобы окончательно не пересохли).

Раньше десяти гости вряд ли явятся, а работу по дому я закончу к девяти, потом часок передохну и морально подготовлюсь к визиту.

Однако лишь без четверти десять мне удалось наконец позавтракать, причем наспех, и я уже в третий раз — бог троицу любит — подивился тому, насколько затягивают так называемые хлопоты по хозяйству, или забота о домашнем очаге, или… да мало ли существует здесь определений, более или менее возвышенных. А ведь я не занимался ни стиркой, ни покупкой продуктов, в последнем вопросе полностью положившись на волю божию и помощь Жауме.