Зеркальные числа

– Небо странное, – сказала Эстер, допив кофе у окна. Она сполоснула чашку, не отрывая взгляда от горизонта. – Буря идет. Облака закручиваются в воронку…

Она поставила чашку – свою любимую, фарфоровую с цветами – у раковины, вытерла руки о фартук.

– Глупости же, да, Берни? В наших краях не бывает торнадо!

– В старых газетах упоминалось, – не отрываясь от чертежа, сказал Бернард. – В прошлом веке в церкви витраж разбился, несколько крыш сорвало камышовых, убило пару овец и утащило собаку вместе с будкой. Но собака вернулась через неделю, исхудавшая и раненая.

– Забавно будет, если через наш дом пойдет, – сказала Эстер. – Через тринадцатый-то номер.

Бернард пошел поработать в сарае – там у него была мастерская. Небо потемнело уже сильно, торнадо приближалось.

– Если сарай затрясется и почувствуешь, что летишь – ложись спать, – сказала Эстер. – Проснешься – а из под сарая торчат ноги в рубиновых башмачках. И дорога впереди вымощена желтым кирпичом…

Она смеялась, но была беспокойна. Через полчаса сарай заходил ходуном, Бернард выбежал на крик Эстер. Торнадо действительно шел через их дом, через тринадцатый, столб воздуха стоял до неба, срывал черепицу, ломал крышу, тянул деревья за ветки.

Эстер стояла в дверях кухни – тонкая, испуганная. Секунду или две они смотрели друг на друга через сад. Потом Бернард увидел кирпичи разломанной бурей трубы – они падали прямо на его жену, на ее беззащитную, совсем седую голову, вот сейчас ударят, пробьют, сокрушат…

Как когда-то во сне, Бернард выбросил перед собою руки, складывая пальцы в тот самый знак. Рукам стало горячо, время замедлилось, Бернард был одновременно немолодым англичанином и египетским мальчишкой-колдуном. Кирпичи отлетели в соседский сад, торнадо осел и исчез над домом, будто мгновенно растаяла гигантская сосулька. Коротко вскрикнув, Эстер упала на колени – и только тогда Бернард вспомнил, какую цену платят те, кто гнет ураган.

Он шел через сад на негнущихся ногах. Эстер лежала на крыльце, как сломанная кукла. Обмирая от ужаса, Бернард присел над нею, но она почти тут же открыла глаза.

– Ох, – сказала она. – В голове вдруг потемнело, сердце зашлось. Прошел вихрь? Слушай, это же теперь придется в страховую компанию звонить, да? Крышу чинить надо!

Бернард рассмеялся от облегчения, помог ей подняться, увел в дом. Усадил в кресло, принес чаю, напек блинчиков. Весь вечер они разговаривали, держались за руки, смеялись над дурацким торнадо, выбравшим дом номер тринадцать.

– Такой предсказуемый! – говорила Эстер. Бернард нежно целовал ее, она отвечала – в последние годы они нечасто занимались любовью, но каждый раз это было ярко и по-прежнему желанно.

Бернард быстро убедил себя, что ничего не случилось, что торнадо распался от естественных причин, что его знак был совпадением, дурацким карнавальным жестом испуганного старика. Он был инженером, механиком, технарем двадцатого века. Какая к черту магия? Сны? Знаки?

На следующий день Эстер забыла, в какой компании они застраховали дом. Потом – в каком шкафу сахар. Потом – какая зубная щетка – ее. Потом она каждую неделю что-то забывала, большие и маленькие вещи, кусочки жизни и умений, события и людей. Бернард видел ужас в ее глазах – улитку затягивало в раковину, а вход быстро зарастал.

Деменция катилась на Эстер, как лавина с горы, а бежать было некуда.

Через год она уже перестала Бернарда узнавать и с ним разговаривать, перестала видеть то, что было вокруг, а видела и разговаривала только с тенями, мелькавшими внутри на стенках ее раковины.

Через полтора года она забыла, как ходить. Иногда порывалась встать, но падала. Плакала, звала маму и Бернарда. Он был рядом, каждую минуту – рядом, но она его не видела и скучала, спрашивала где он, как ему живется, скоро ли они увидятся…