Зеркальный лабиринт

– Откуда? За Костика? – Люба замахнулась, но Ефимыч вовремя прижал дочь к себе, крепко, чтобы не смогла вырваться, и начал сбивчиво шептать на ухо обо всем, что сделал за последние дни. О протоколах, которые разослал, об интервью с журналистом областной газеты, о звонке знакомому в Москву, который пообещал поднять шумиху через новомодные ЖЖ и twitterы… И еще о деньгах, что прятал в поддоне печатной машинки. И о том, как ему звонил майор из области. И о Прохорове, который наверняка скоро приедет разбираться.

– Но мы его посадим, слышишь? Честное слово, посадим. Волна такая поднимется, что и не представить, – шептал он, прижимая дрожащую Любу. – И обо мне не беспокойся. Если что случится – можешь смело идти к Серафиму. Он парень хороший, он подтвердит, что Прохоров мне угрожал. А потом езжайте сразу в область. Там, в свертке, есть адреса и телефоны. Звони, добивайся, тебя примут. Это здесь болото – а там, может быть, лучше.

– Как же лучше, когда во всей стране одно и то же, – сквозь всхлипы пробормотала Люба.

– Я не верю. Не может так быть, чтобы вокруг одна мразь, да гнилье.

Люба плакала, прижавшись лицом к его плечу. Ефимыч терпеливо ждал, потом отстранился и принялся обуваться.

– Позвони мне завтра, – сказал он. – Если не подниму трубку, то сразу Лешу в охапку и в область. Деньги спрячь.

– Тебя убьют?

– Не должны. Прохоров не дурак, он все прекрасно понимает.

– И все же?

– Нет, Люба, не убьют.

Ефимыч выпрямился, поцеловал дочь в щеку и вышел.

Из комнаты донеслось первое неровное пение, грустное, протяжное – каким провожают в последний путь всех невинно убиенных. А потом он закрыл входную дверь, и стало тихо.

7

Ночь подобралась незаметно, а вместе с ней подъехал к дому черный автомобиль с тонированными стеклами.

Ефимыч сидел на кухне, поглядывал в окно, а потому был наготове. Казалось, мир вокруг замер, в ожидании. Только в ванной гулко капала вода – капля за каплей – из слабо закрученного крана.

В дверь осторожно постучали. Ефимыч ожидал, что его начнут бить сразу, но этого не случилось. На пороге стоял Прохоров, в майке без рукавов, в черных брюках и в блестящих ботинках.

– Ефимыч, ну зачем ты так? – спросил он, не делая попыток зайти. – Собирайся, поедем.

– Собрался уже.

Прохоров грустно улыбнулся, буркнул:

– Хороший ты мужик… – и стал спускаться по лестнице вниз.

Ефимыч закрыл дверь и пошел за ним. Ефимыча слегка пошатывало от выпитого. Мысли путались – но вместе с тем он ощущал, что может много сказать. Еще бы.

В автомобиле вновь пахло хвойным лесом. Водитель был незнакомый, худосочный и патлатый. Сквозь черноту стекол не было видно, куда едем. А и, наверное, неважно уже.

Прохоров сел сбоку, полуобернулся, чтобы было лучше видно, и некоторое время молчал, разглядывая Ефимыча. Потом спросил:

– В героя поиграть решил?

– Это не геройство. Это моя работа, – ответил Ефимыч.

– Значит, так? На официоз перейдем? Глаза закроем? Вся наша дружба, все наше сотрудничество коту под хвост?

– Не было никакого сотрудничества. Да и как с вами сотрудничать? Вы же зло в чистом виде. Бесы бездуховные (ввернул, вспомнил). Сели на шеи, и не слезаете. Кто против вас идет – того убиваете. Кого запугали – тому швыряете кость, чтоб и дальше молчал. И это называешь сотрудничеством или дружбой?

Прохоров почесал небритый подбородок.

– Про кость – это ты хорошо выдумал, – сказал он. – Красиво. Только неправильно. Наша с тобой жизнь – это естественный отбор. Тут не кость кидают, а предлагают выжить. Понимаешь? Без меня и тебя не будет. Только пустое место.

– А ты проверял? Может, без таких, как ты я бы нормально жил. Может, у меня бы и дети и внуки были счастливы, и мир вокруг другим бы был. Не думал об этом?

– Думал, – сказал Прохоров. – Ты не представляешь, как много я обо всем об этом думаю. А в голову лезет только одно – такие, как ты – стадо. А стадом нужно управлять. Без меня кем бы вы были, что бы делали? Спивались бы потихоньку, превращались бы в растения, без цели и средств. Никакие вы не люди, а фирменные паразиты. У вас вокруг столько возможностей, а вы только и делаете, что на жизнь жалуетесь. Кому? Зачем? Непонятно. Лишь бы пожаловаться.

– А ты, стало быть, наш поводырь! Ведешь нас к свету, к цели!

– Я делаю из вас человеков! Я заставляю ваши инстинкты работать! Чтобы вы головами думали, а не одним местом. Хочешь жить под солнцем, Ефимыч, умей вертеться… Думаешь, я не давал вам волю? Думаешь, все вокруг такие запуганные? Как бы не так. Пару раз говорил нашим, местным, ребята, занимайтесь бизнесом, я вас трогать не буду. Развивайте, расширяйтесь, все по-честному. И знаешь что? Перегрызлись друг с другом. Как собаки! Бегали ко мне по очереди и просили, чтобы я с соперниками разобрался. И поводы находили какие-то… глупые что ли? Я даже не знал, как на это реагировать. Потом взял и замочил всех сразу, к чертовой матери. Потому что стадо. Потому что жить по уму не умеют. А раз не умеют, то я их учить и буду. Понимаешь?

– А скольких ты замочил без повода? – Ефимыч вздохнул, покосился за окном.