Быстро слизнув капельку крови, она, не глядя на Козимира, схватила Ивана за руку и потащила за собой. Эдуард Николаевич прикрывал их побег.
Впрочем, за молодыми людьми никто не гнался. Козимир исчез вместе с лимузином в ту же секунду, как Лиза вырвала ручку из рук любимого.
Швейцар все еще варил кофе, адвокат говорил по телефону в соседнем кабинете, у охранника настало время обеда, и он разбавлял кипятком стаканчик с непонятной, но вкусной едой.
— Аминь! — отец Гавриил поднялся с колен.
Закончив молитву, он поспешил на молебен, который братия каждый день служила в четырнадцать часов.
— Петровна, тебе лекарство пора принимать, — баба Валя вошла к соседке с таблетками в руках.
— Сколько времени? — та отложила Псалтирь.
— Да уж два часа. Пора и передохнуть.
— Молилась бы я за Ванечку с рождения, так и жизнь наша по-другому сложилась, — вздохнула Марья Петровна.
— Ты бы о себе помолилась, болящая. Где Ваньку твоего носит? Приедет ли завтра?
— Обязательно приедет!
На следующий день, заглянув к соседке, баба Валя увидела Ивана, сидящего у постели сияющей от счастья, помолодевшей матери. Милая светловолосая девушка накрывала на стол.
— Сынок, чуть не забыла, — спохватилась днем Марья Петровна. — Тебе отец Гавриил книгу передал. Вон она, в шкафу лежит.
Иван раскрыл тяжелый альбом. На первой странице ровным мелким почерком было написано: «Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут; ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло, если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»[1]
— прочитал он вслух.— Это Евангелие от Матфея, — Лиза накинула на плечи Марьи Петровны новый пуховый платок.
— Черт, значит, Козимир цитировал Евангелие! — Иван хлопнул себя ладонью по лбу.
— Сынок, ты нечистого не поминай. Его как помянешь, он тут как тут, — покачала головой мать.
— Не может лукавый цитировать Священное Писание. Его от писания должно тошнить, — задумчиво сказала Лиза. — Скорее всего, твой Козимир — просто импозантный аферист!
— А ручка с иглой вместо пера? Если бы я укололся, то капля крови упала бы на контракт, в котором, между прочим, мелким шрифтом был прописан самый главный договор о том, что…
Но девушка, выразительно указав Ивану глазами на мать, приложила палец к губам.
— Я думаю, что он просто исполнитель. Помнишь, у Гоголя тоже был господин исполнитель?
— Надо вам, хорошие мои, к отцу Гавриилу в лавру съездить. Поблагодарить батюшку за молитвы, за книгу, — подсказала Марья Петровна.
— А это что? — Лиза подняла с пола пожелтевшие от времени газетные вырезки. — Наверное, они из книги выпали.
Она передала их Ивану. Усевшись под лампу, он начал читать, четко выговаривая каждое слово:
— Что же такое на самом деле «Черный квадрат»? Я на него смотрю иначе, нежели раньше; это не живописное, это что-то другое. Мне пришло в голову, что если человечество нарисовало образ Божества по своему образу, то, может быть, квадрат черный и есть образ Бога… в новом пути сегодняшнего начала. Представляете, это слова самого Малевича!
— Вот это да! — молодые люди переглянулись.
Иван взял другой листок и продолжил:
— Картина «Черный квадрат» была выставлена Малевичем на последней футуристической выставке в Петербурге зимой 1915 года. Из тридцати девяти картин художника именно она висела в так называемом «красном углу», где обычно вешают иконы. На выставке в Цюрихе квадрат снова занял «красный угол». Малевич выполнил несколько копий «Черного квадрата».
Марья Петровна слушала вполуха. Лиза же ловила каждое слово.
— Во время похорон художника на открытой платформе грузовика с изображением черного квадрата на капоте было установлено подобие саркофага, а над могилой был поставлен деревянный куб с изображением черного квадрата. Вскоре могила была уничтожена. В настоящее время в России находятся четыре «Черных квадрата». Один из них является частью триптиха, в который также входят «Черный крест» и «Черный круг».
Иван закончил читать.
— Триптих из черного креста, черного квадрата и черного круга, — прошептала потрясенная Лиза. — Не хватает лишь черного треугольника!
— Ребятки, давайте чайку попьем, у меня варенье есть вишневое, — Марья Петровна не знала, как успокоить сына. — Лизонька, поставь чайник.
— Мама, чай потом будем пить, а сейчас мне надо побыть одному, — Иван, забыв про мороз, выбежал на улицу в одном свитере.
«Какой я был дурак! — бормотал он на ходу. — Нет, не дурак. Безумец! Я же мог всю свою жизнь под откос пустить. Ведь меня мать, Лиза и отец Гавриил молитвами своими спасли. Если бы не они, где бы я сейчас был? Гулял бы с новым лицом по Цюриху под ручку с Наоми! Пентхаус! «Понтиак»! Райские острова! Да с них прямая дорога в ад! Матери, понятно, в живых бы уже не было. Мама и Лизонька — мои Ангелы Хранители! Я же вас чуть не продал за деньги и славу!»