Зеркальный лабиринт. Выход есть всегда

На улице по-зимнему быстро стало смеркаться. Иван немного успокоился и сбавил шаг. «Куда я забрел? — он оглянулся по сторонам. — Заблудился! Хоть бы прохожий мне попался». Юноша почувствовал, что замерзает. Вдруг где-то совсем рядом раздались удары церковного колокола. «Вот куда мне надо», — Иван пошел на колокольный зов.

Народу в маленькой церкви было мало: две бабульки, делившиеся новостями с пожилой свечницей, да женщина, чистящая подсвечники.

— Сынок, чаю горячего хочешь? — предложила свечница замерзшему юноше. — Мы только что с батюшкой пили, чайник, поди, еще не остыл.

«От одного чая ушел, к другому пришел», — улыбнулся Иван про себя.

— Спасибо, не откажусь. Замерз очень.

— Я сейчас. Николавна, присмотри за лавочкой, — свечница, слегка прихрамывая, пошла за чаем.

— А ты чегой-то раздетый зимой по улице ходишь? — бабулька с любопытством уставилась на Ивана. — Или ты выпимши?

Но юноша не ответил. Пораженный, он смотрел на золотые лучи, расходящиеся над иконой Богородицы. В центре лучей был треугольник.

— Сынок, иди чай пить, — вернулась свечница.

— Что это? — спросил ее Иван.

— Это, сынок, изображение золотого сияния, а треугольник внутри — это символ Святой Троицы.

«Если черный квадрат — противопоставление иконе, то мой черный треугольник — это противопоставление… Господи! Что же я наделал!» — рухнул Иван перед иконой на колени. — Прости меня, Господи!

— А чего такого ты, парень, наделал? — не удержалась Николавна. — Убил, что ль, кого?

— Николавна, опять за старое взялась? — одернула ее подруга.

— Молчу, молчу. Господи, помилуй меня, грешную! — бабулька, быстро крестясь, пошла к солее.

Иван стоял на коленях перед иконой до начала службы.

Я не могу рассказать вам, о чем он молил Господа, скажу лишь, что с колен поднялся другой Иван.

Когда он вернулся домой, мать уже спала.

— Ваня, так нельзя! Мы же волнуемся за тебя. Забыл, что у Марьи Петровны сердце больное? Хорошо, что баба Валя случайно увидела, как ты в церковь зашел, — выговаривала ему Лиза, накрывая на стол. — Ты что, на службе был?

— Был, Лизонька. Ты когда-нибудь треугольник в сиянии лучей видела над иконами?

Девушка кивнула.

— Оказывается, треугольник там означает Троицу! А я-то его черным намалевал. Что мне теперь делать, ума не приложу!

— Во-первых, ты не ведал, что творил. Во-вторых, надо покаяться на исповеди и больше ничего подобного не рисовать.

— Точно! — обрадовался Иван. — Как я сам не догадался? А картину я сожгу! Знаешь, Лизонька, я сегодня решил, чем дальше буду заниматься!

— Чем?

— Иконы писать.

— Ванечка, иконы не каждый может писать. Это дело требует особой внутренней подготовки. Для этого надо веровать в Господа всей душой.

— А я верую! — горячо воскликнул Иван. — Верую, Господи!

***

После Успенского поста Иван и Елизавета обвенчались. В положенный срок у них родился первенец. Назвали его Михаилом. Крестным отцом сына молодого иконописца стал отец Гавриил.

Летающая ослица

Летающая ослица стояла на набережной и вглядывалась в лицо Сфинкса.

«Сфинксы очень умные, — думала она, — гораздо умнее ослов. Интересно, они такими умными родились или это приобретенная веками мудрость? А может, вовсе они не умны, а притворяются. Напустили на себя таинственности и молчат. Все знают, что молчать с умным видом — самый легкий путь показаться умником», — от испуга за эту крамольную мысль ослица вздрогнула. Она знала, что Сфинкс умеет читать мысли, и если он сейчас узнает, о чем она подумала, то ей несдобровать.

К ее счастью, невозмутимый каменный красавец не шелохнулся.

«Каждый может меня обидеть, — понурив морду, размышляла ослица. — Да еще эти крылья, над которыми все смеются. Когда летаю, — птицы надо мной хохочут; прихожу в конюшню — ослы покоя не дают. Теперь еще одна напасть — любовь к прекрасному юноше. Как может ослица полюбить человека? Не просто привязаться, а полюбить всем сердцем. Я бы все для него сделала. Подняла бы его на такую высоту, куда ни один человек не сможет попасть. Вот сказал бы он мне: “Умри ради меня” — я бы умерла!»

— Ну и зря, — Сфинкс неожиданно открыл глаза. — Жизнь дана тебе не для этого.

Услышав его голос, ослица от волнения начала перебирать копытцами.

— Стой спокойно. Первый раз вижу крылатую ослицу, — Сфинкс принялся внимательно разглядывать гостью. — Крылатых коней я встречал — и красавцев, и крепких рабочих лошадок. Видел порой и доходяг: с виду — чуть живые, ребра из-под шкуры выпирают, крыльями еле шевелят. То ли помирают, то ли оголодали, но летят. Из последних сил. Крылатый конь — это понятно. Но тебе-то крылья зачем?

— Не знаю, — понурилась ослица, — такая я родилась. Из-за этих крыльев все меня дразнят.

— Белых ворон не любят, — утвердительно качнул головой Сфинкс.

— Я — не ворона, я — ослица.

— Это одно и то же, — буркнул Сфинкс. — Хорошо бы тебе… — он поднял голову к небу и задумался.

Ослица тоже уставилась ввысь.