Зеркальный вор

Кёртис возвращается в комнату и, сдернув с постели покрывало и простыни, заправляет ее заново, на сей раз тщательнее. В процессе работы откуда-то из постельного белья вытряхивается луизианский юбилейный четвертак. Кёртис опускается в кресло перед окном и думает, раз за разом юлой закручивая монету на журнальном столике. Сначала он делает это машинально, чтобы чем-то занять руки. Потом уже, оставив размышления, просто играет с монетой. Он подбрасывает ее щелчком с ногтя и ловит на лету. Прислушивается к звуку ее быстрого вращения в воздухе — тонкому и чистому, когда монета запускается удачно, — и с прихлопом фиксирует ее на тыльной стороне кисти: орел или решка? Жаль, что этот способ не годится для решения его проблем. «Увлекся новомодными системами, в которых нет никакого смысла и никаких шансов на успех». Орлы и решки выпадают примерно пятьдесят на пятьдесят. Какова там вероятность набора двадцати одного очка с первых двух карт — кажется, процентов пять? Кёртис не может вспомнить. «С точки зрения Стэнли, денежный выигрыш — это наименее интересное из того, что можно получить за карточным столом». Припоминая эти фразы, Кёртис упускает подброшенную монету, наклоняется и нашаривает ее на полу. Проводит пальцем по крошечным изображениям пеликана и трубы на реверсе. Думает позвонить отцу, но так и не звонит.

В десять часов в дверь стучит горничная. Кёртис надевает куртку и впускает ее. Пытается поболтать по-испански. Она держится скромно, взгляд лишен эмоций. Если ее и удивляет аккуратно заправленная постель, то это удивление ни в чем не выражается. Когда она заходит в туалет, Кёртис цепляет к поясу кобуру с револьвером, запирает сейф и отправляется на поиски Стэнли.

Он запасается мелочью в разменном автомате неподалеку от того места, где накануне засек Свистуна, а затем через «Дворец дожей» выходит к автобусной остановке. На улице заметно похолодало по сравнению со вчерашним. Заменив обычные очки солнцезащитными, он по пешеходному мостику перебирается к «Острову сокровищ», минует два фрегата на приколе в Пиратской бухте и погруженный в спячку вулкан. Фасад «Миража» с одинаковыми массивными крыльями похож на раскрытую под прямым углом книгу, и половинки его отражаются в зеркальных окнах друг друга. Кёртис останавливается перед входом в отель и ждет. Солнце еще не достигло зенита. Небо затянуто желтоватой, как лимонный леденец, дымкой, похожей на плоскую ширму, установленную кем-то за горами на горизонте. На только что покинутой Кёртисом стороне бульвара, сквозь пальмовые кроны и брызги фонтана, виднеется кирпичная колокольня его отеля, золотисто подсвеченная отраженным от «Миража» солнцем. Подъезжает автобус, распахивает двери и, чуть постояв, отправляется дальше. Кёртис остается на остановке, позвякивая монетами в пригоршне.

Он правильно сделал, выбрав именно этот отель. Однако все, что он делал потом, было неправильно. Здесь нет ни одного дюйма тротуара, на который не ступала бы нога Стэнли, и ни одного игорного стола, с которого он не получал бы дань. Каждый раз, просыпаясь в этом городе, Кёртис ощущает как бы незримое присутствие Стэнли. Дошло до того, что ему уже начали слышаться голоса и являться призраки.

Однако это уже не тот Вегас, в котором Стэнли был как у себя дома. Тот город исчезает, затмевается чем-то иным. Кёртис помнит, как ворчали по этому поводу ветераны игорных залов, дымя сигарами в квартире его отца на Ирвинг-стрит. Карлос Уэрта, Джим Пресс, Кадиллак Ла-Саль. «Чертовы девелоперы с их пальмами и вонючими вулканчиками скоро вконец угробят этот город!» Генри Цзай, который однажды получил пять тузов подряд в шестиколодном блэкджеке в «Гасиенде», продолжил набор, сорвал шесть кусков и удалился, за все это время не поведя и бровью. «Сейчас все труднее найти стол с хорошей игрой. Да никто и не ищет: садятся за первый попавшийся». Флегматичный Тони Мицек, который в шестьдесят шестом предпочел лишиться большого пальца за неуплату кругленькой суммы процентщику, а сразу по выходе из больницы отправился в «Сэндз» и там увеличил эту сумму вчетверо за шестнадцать часов непрерывной игры. Только каждые два часа отлучался в туалет, чтоб обработать рану и сменить повязку. Потом рассчитался с долгами. Честь по чести и без обид. «Студентишки. Семьи с детьми. Обыватели и проходимцы». Стэнли тогда долго глядел сквозь грязное оконное стекло на часовую башню университета, на купол Капитолия и белый обелиск за ним. Потом вставил слово и он. «Теперь ты не можешь войти игру и выйти из нее, когда вздумается, потому что весь город стал частью этой игры». Сухой смешок. «Они предвосхитили даже наши фантазии. Ничто не оставлено на волю случая».