Кёртис идет по Стрипу в южном направлении. Справа в поле его зрения попадает Август Цезарь, гипсовый взор которого устремлен через дорогу на «Фламинго». Старый отель при свете дня отнюдь не потрясает воображение. Некоторые из неоновых трубок подсветки не заменялись уже лет тридцать. Пастельных тонов фронтон в виде расправленных перьев сейчас погружен в тень, холоден и бездушен, как лицо на саркофаге. Кёртис продолжает движение.
Вчера ему нездоровилось после затяжного, начиная с Фремонт-стрит, марш-броска по разным казино. Но сегодня он чувствует себя намного лучше и получает удовольствие от пешей прогулки. Больше года назад врачи разрешили ему снова водить машину (при условии оснащения ее радарными датчиками и дополнительными зеркалами), однако он еще ни разу не садился за руль после того крушения. Он не то чтобы боится — разве что слегка нервничает — и наверняка смог бы довольно быстро восстановить навыки. Просто он пока не чувствует себя к этому готовым. И, странное дело, нисколько не скучает по вождению. Как со временем выяснилось, отсутствие машины имеет свои преимущества. Вынужденная замедленность перемещений позволяет ему видеть ранее незнакомый мир, который он день за днем продолжает для себя открывать. И Кёртис — не желая в том признаваться — отчасти даже благодарен злой судьбе за подаренное ему свежее восприятие дистанций и пространств.
В центре следующего квартала, за телескопическим входом в «Бэллис», высится Эйфелева башня. Когда он посещал Вегас в предыдущий раз, эта башня и отель «Париж» только что открылись, и они с Деймоном и другими парнями на нескольких такси прикатили сюда с Норт-Стрипа. Занятное местечко, ничего не скажешь. Тут и там понатыканы искусственные деревья, на коврах — размытые пейзажи Моне, и все вокруг насквозь пропахло свежими багетами. Раскрашенные под небо потолки можно увидеть во многих казино, но в «Париже» с этим перебор — они здесь повсюду, даже над игровым залом. Диковатое ощущение: как будто игра идет на открытом воздухе. После казино они прошвырнулись по местным барам и на лифте поднялись на верхнюю смотровую площадку Эйфеля, откуда, пьяно покачиваясь, осматривали залитую огнями долину. Молодые морпехи подпрыгивали и кривлялись, изображая Пепе Ле Пью. А Деймон пялился на приземистую Триумфальную арку внизу. «Наполеон, чертяка! — повторял он. — Хренов Наполеон!»
Кёртис пересекает Хармон-авеню. Впереди справа появляется Нью-Йорк. Стэнли вырос в тени этих зданий: бродвейский «Эй-Ти-энд-Ти», «Сенчури», «Крайслер», «Сигрэм», «Эмпайр-стейт». О чем он думает при виде их копий? Что ему вспоминается?
В пятницу он уже здесь побывал, и одна барменша сразу среагировала на имя Стэнли, сообщив, что видела его около недели назад. Она из дневной смены, которая должна заступить на работу только через час, но Кёртис решает, что будет лучше подождать сейчас, чем возвращаться сюда потом.
У входа на огромном и слишком ярком экране развевается флаг с наложенным на него золотым девизом: «В ЕДИНСТВЕ — СИЛА». Кёртис снова вспоминает о войне: когда же она начнется? Игорный зал оформлен под Центральный парк — и тут не обошлось без фальшивого неба на потолке. Он проделывает свой обход по часовой стрелке и, не увидев знакомых лиц, поднимается по лестнице на антресольный этаж. Покупает в павильоне «Кони-Айленд» пару хот-догов, один из которых съедает тут же, под вопли и грохот американских горок над головой, а второй доканчивает уже на ходу, прогуливаясь по бутафорским Бликер-стрит, Гудзон-стрит и Бродвею, разглядывая пожарные лестницы, канализационные люки, покрытые граффити телефонные будки и увитые плющом краснокирпичные фасады.
Когда он появляется в дверях бара на «Таймс-сквер», та женщина уже за стойкой: рыжеволосая, крупнотелая, лет на пять старше Кёртиса. В хорошей форме. Болтает о том о сем с парочкой посетителей. У нее сочный статен-айлендский акцент, — вероятно, благодаря ему она и получила эту работу. Барменша не сразу узнает Кёртиса, когда тот усаживается на табурет. А потом он фиксирует момент узнавания по темной вспышке ее расширяющихся зрачков и понимает, что на сей раз пришел сюда не зря.
Она улыбается Кёртису, сворачивая салфетку.
— Привет, — говорит она. — Как дела?
— Трудно сказать. Совсем закрутился в последние дни.
— Мне ли не знать, каково это. Что будешь пить, милый?
— Апельсиновый сок. Стэнли не появлялся?
Она задерживается вполоборота к бару и отвечает, не глядя на Кёртиса:
— Не появлялся. Хотя в этот уик-энд он очень популярен.
— Его искал кто-то еще, кроме меня?
Она со смехом пожимает плечами. Как будто Кёртис выдал забавную шутку. Наливает ему сок.
— Здесь была Вероника?
Она ставит пластиковый стаканчик на прилавок, берет у него десятку и переходит к кассе. Не отвечая. И больше не смеясь.
— А как насчет мелкого типа со щелью между зубами? Появлялся здесь кто-нибудь похожий?
Она возвращается от кассы вместе с его купюрой, кладет ее перед Кёртисом и сверху добавляет помятую двадцатку.