Зеркальный вор

К тому времени, когда он попадает в номер, у него уже зудит все тело. Он сбрасывает одежду и становится под душ, сделав воду как можно более горячей — а потом, притерпевшись, еще горячей. Трется мочалкой свирепо и методично, как их учили в лагере для новобранцев: намылить лицо и голову, ополоснуться, намылить левую руку, ополоснуться, намылить правую руку, ополоснуться, и так далее вплоть до пяток. Затем повторяет все сначала. По завершении этих процедур ванная комната наполнена густым паром, который конденсируется на мраморной плитке стен и сползает капельками по зеркалу.

Накинув халат, он выбирается в прихожую. Клубы пара тянутся следом и обволакивают его, как еще не застывшее желе заливную рыбу. Только сейчас он замечает узкий белый конверт, подсунутый под входную дверь, и наклоняется, чтобы его поднять. «Кёртису», — написано на конверте знакомым заостренным почерком. Внутри обнаруживается билет в музей, расположенный в этом же здании, — «ИСКУССТВО С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАШИХ ДНЕЙ. Шедевры живописи от Тициана до Пикассо», — а также записка на бланке отеля «Живое серебро»:

Встретимся здесь в 3

Никому не говори

В

Со времени заселения в отель Кёртис по меньшей мере дважды в день проходил мимо этого музея, ограничиваясь лишь беглым взглядом на объявления. Трудно было предположить какую-либо связь между музеем и Стэнли, который никогда не жаловал такие вещи, называя музеи, выставки и тому подобное «развлекушной дребеденью», «бездарным использованием полезной площади» и «утешительным призом для чопорных женушек игроков и гуляк». Хотя в данном случае Кёртис может ошибаться. Кажется, Вероника что-то говорила о пробудившемся у Стэнли интересе к искусству? Или, может, к истории? Кёртис не помнит точно. Да и доверять ее словам нужно с оглядкой. Непохоже, чтобы Вероника понимала Стэнли намного лучше, чем его понимает Кёртис.

«Зеркальный вор» лежит на тумбочке, где Кёртис оставил его этим утром. Взяв книгу, он перемещается к столику перед окном. Прошлой ночью он читал ее сквозь полудрему, да еще и слегка опьяневшим после бурбона Вероники, так что в голове отложилось немногое. Смутно вспоминается стихотворение о художнике или об искусстве — что-то в этом роде, — но сейчас, пролистывая книгу, Кёртис никак не может его отыскать. Это очень странно, учитывая, что в книге не наберется и восьмидесяти страниц. Возможно, то было не целое стихотворение, а только одна строка, вызвавшая у него подсознательную ассоциацию с какими-то вчерашними словами Вероники или с произнесенными давным-давно словами Стэнли, а то и с чем-то увиденным самим Кёртисом в каком-нибудь европейском музее. Трудно сказать.

Коринфская дева
проводит ножом по стене,
фиксируя тень
своей уходящей любви.

Если бы зеркало имело душу,

оно понимало бы тех, кого отражает.

Пока птицы клюют виноград

на картине Зевксида,
Паррасий ему предлагает
сдернуть покров с полотна.

Если бы зеркало имело душу,

оно понимало бы тех, кого отражает.

У печей Мурано

стеклоделы споро
оживляют олово
жидким серебром.

Если бы зеркало имело душу,

оно понимало бы тех, кого отражает.

В этом алхимии суть: занавеска,

что скрывает всего лишь себя,
и дева, влюбленная в тень сильнее,
чем в того, кто ее оставил.

Вскоре он уже не читает, а просто думает, глядя на картину над кушеткой в глубине комнаты: хрупкие с виду мачты высокобортных кораблей проглядывают сквозь желто-серо-коричневый хаос неба и моря. В картине есть что-то пугающее. Раньше он этого не замечал.

Кёртис глядит на дисплей телефона: сейчас четверть третьего. У него достаточно времени для того, чтобы ознакомиться с музеем до появления там Вероники. Он закрывает книгу, встает и, уже поворачиваясь к выходу, замечает листок, торчащий из факс-аппарата.

Послание от Деймона, получено четыре часа назад. Огромный — на всю страницу — фаллос, изогнутый в виде вопросительного знака. Пара волосатых яичек вместо точки внизу. И надпись вдоль всего изгиба: «КАКОВА ХРЕЕЕНА???»

Кёртис ладонью прижимает бумагу к острому краю столешницы и рвет ее на узкие ровные полоски. Потом собирает полоски в пучок и рвет их поперек, получая в результате пригоршню черно-белых конфетти. Звук разрываемой бумаги доставляет ему удовольствие. Приятно хоть что-то сделать со спокойной уверенностью.

Перед выходом из номера он бросает конфетти в унитаз, мочится на них и спускает воду.

35