Зеркальный вор

— Стив Уинн взорвал его пару лет назад, в октябре две тысячи первого. К тому времени снос зданий уже перестал восприниматься как веселое действо, и операцию провернули без обычного в таких случаях ажиотажа. Но ты помнишь, какую грандиозную гулянку он закатил в девяносто третьем, когда взрывали «Дюнз»? Или то шоу с подрывом «Гасиенды» в канун Нового года? Назови мне еще один город в мире, где так же запросто взрывают свои исторические здания. Лас-Вегас — это место для забывания всего и вся.

Кагами ставит бокал на столик.

— Хочу выкурить сигару, — говорит он, запуская руку в карман. — Будешь?

— Нет, спасибо.

Кагами достает коричневый кожаный портсигар, извлекает оттуда темную панателлу и обрезает ее золотым каттером-пулькой.

— Ты много где побывал, Кёртис, — говорит он. — Ты повидал мир. Европа. Азия. Ближний Восток. Мы с женой тоже стараемся как можно больше путешествовать. Год назад мы отметили десятилетие свадьбы поездкой в Италию на две недели. В Северную Италию, где мы в свое время провели медовый месяц. И знаешь, что мы там учудили? Мы решили всюду пользоваться своими старыми, десятилетней давности, путеводителями. Просто для проверки, на что они сгодятся в этот раз. И все прошло без единой задоринки. Те же самые рестораны, те же гостиницы. Помнится, мы обедали в одной остерии — так у них называются небольшие таверны, — которая была основана еще в тысяча четыреста шестьдесят втором году. С ума можно сойти!

Кагами убирает портсигар и каттер, достает из другого кармана массивную бензиновую зажигалку, открывает ее и чиркает колесиком. Сноп искр. Двухдюймовый язык пламени. Прикурив и выпустив пару клубов дыма, он защелкивает крышку со звуком, напоминающим тонкий звон подброшенной и крутящейся в воздухе монеты.

— О’кей, — говорит он. — А теперь представь себе, что ты со своей лучшей половиной гуляешь по Вегасу, пользуясь путеводителем от девяносто третьего года. Каково тебе придется? «Милая, давай-ка заглянем в „Сэндз“. Упс! Извини, дорогуша». А как насчет «Лэндмарка»? Теперь на этом месте парковка. «Эль-Ранчо»? «Гасиенда»? Ты никогда уже не увидишь «Гасиенду», ее больше не существует. Город постоянно меняется. Причем меняется ни за что ни про что, ради самих изменений. И как раз поэтому он неизменен. Улавливаешь? Такова его природа, его сущность. Невидимый. Стерильный. Бесформенный. Неразрушимый. Что тебе известно о Родосе?

— О ком?

— Родос — это остров. В Эгейском море. Там когда-то стоял колосс — громадная статуя, — слышал о ней? Ладно, проехали. Как насчет Александрии? Этот город славился великолепной библиотекой. А Нью-Йорк чем славен? Парой бывших небоскребов? Я сейчас говорю об исчезнувших городах. О рухнувших империях. О местах, ставших знаменитыми благодаря тому, чего они лишились. Когда что-то исчезает, оно уходит в вечность. Все, что ты здесь видишь, — абсолютно все! — обречено. Все саморазрушается. К черту Рим! Вот это по-настоящему вечный город! Идея в чистом виде.

Официантка снова возникает из ниоткуда с пепельницей и еще одной бутылкой лимонада, пить который Кёртису совсем не хочется. Кагами придвигает пепельницу на несколько дюймов ближе к себе и отпивает глоток коньяка. Джазовое трио исполняет грустную французскую песню, угадать которую у Кёртиса не получается:

— Les musées, les églises, ouvrent en vain leurs portes. Inutile beauté devant nos yeux déçus[23].

Кагами подносит сигару к пепельнице и, медленно ее вращая, оставляет на хрустале аккуратный серый холмик.

— Я люблю этот глупый и нелепый город, — говорит он. — Пустыня у меня в крови. Я ведь родом из этих мест. Ты в курсе?

Кёртис отрицательно мотает головой:

— Отец рассказывал мне, что вы со Стэнли познакомились в Калифорнии. Я думал, вы родились там.

— Моя семья жила в Лос-Анджелесе. И там я вырос. Но родился я в полутора сотнях миль отсюда, по ту сторону гор.

Кагами указывает коротким пальцем в сторону горы Чарльстон, затерянной во тьме где-то за правым плечом Кёртиса. Зная, что все равно ее не увидит, Кёртис не оборачивается.

— Ты знаешь, где находится долина Оуэнс-Вэлли? — спрашивает Кагами.

— Только приблизительно. Где-то западнее Неллиса, уже за границей штата.

— Она всего в пятнадцати милях от Долины Смерти. Так что можешь себе представить, какой там климат. Я родился там, в месте под названием Манзанар. Ты когда-нибудь слышал о Манзанаре, Кёртис?

Кёртис натянуто улыбается с понимающим видом, но в этот момент Кагами на него не смотрит.

— Да, — говорит Кёртис, — я о нем слышал.