Зеркальный вор

— Возможно, то, что я сейчас пишу, — это не более чем дневник, — говорит он. — Каталог впечатлений. Психогеографический атлас. Навигационный журнал корабля, плывущего по воле волн. Это нить, которую я протягиваю через незримый лабиринт на тот случай, если кто-то захочет пойти по моим стопам. Такого рода книги отнюдь не бесполезны. Я и сам нередко прибегал к их поддержке. Первопроходец на вершине горы, впадающий в ярость при виде ледоруба, забытого там кем-то его опередившим, на самом деле никакой не первопроходец и не исследователь, а просто алчный конкистадор. Всякая действительно сто́ящая инициатива возникает в результате сотрудничества, заговора, серии закодированных посланий, передаваемых сквозь годы от одного человека к другому. Таковой была природа нашего парижского проекта.

Стэнли не уверен, что сказанное является ответом на его вопрос. Длинная струйка дыма тянется к потолку от сигареты Алекса, который делает затяжки с большими паузами, только чтобы не дать ей погаснуть, и стряхивает пепел в майонезную крышечку. Такое чувство, что течение времени в этой комнате загадочным образом подстраивается под эту сигарету — как будто Алекс каждой своей затяжкой замедляет ход часов. Стэнли ерзает на ящике. Он давно не общался с кайфующими нариками и уже успел подзабыть, насколько они ему противны.

— А что касается способа действий, — продолжает Алекс, — то мы просто выходили на улицы. Без какой-то конкретной цели, не рассчитывая что-либо найти. Нашими инструментами были случайности и возможности. Мы настраивали антенны наших желаний, ловили сигналы и следовали за ними. На словах это звучит легко, но на деле, можешь мне поверить, это требовало немалых усилий, самоотдачи и колоссального напряжения воли, потому что враг таился внутри нас самих. Желание обманчиво, оно стремится лишь к самоудовлетворению и потому всегда готово пойти на губительные компромиссы. Мы накапливали наши мечты, как пираты сокровища, и они — подобно всем пиратским сокровищам — порождали карты. В те дни мы часто говорили о городе — воображаемом, но все же способном стать реальностью, — который надо бы создать исключительно как место для игры. Главной проблемой, разумеется, была архитектура. Желания переменчивы; архитектура — нет. Посему наши желания так или иначе вынуждены подстраиваться под существующую архитектуру. Игра выходит на профессиональный уровень. Удовольствие превращается в обыденность. И мы не знали, как с этим бороться, — ведь в наших-то мечтах каждый житель этого города располагал ни много ни мало собственным кафедральным собором. За все прошедшие годы самое лучшее, что мне удалось таким образом сотворить…

Алекс зажимает губами сигарету, берет со стола пипетку с иглой, перекладывает их в левую руку и снова вынимает сигарету изо рта.

— …это крепость, — говорит он. — Цитадель. Видишь ли, стойкие пристрастия хороши тем, что ты всегда точно представляешь себе, в чем состоит твое истинное, глубинное желание. Речь не о том, чтобы желать, к примеру, новый «олдсмобиль». Все второстепенные желания на фоне этого застывают, как пузырьки воздуха в янтаре, и ты можешь вдумчиво оценивать их, глядя со стороны. Я не забыл тот город, который мы искали. Когда-то мне удалось пройтись по его улицам, и я надеюсь сделать это вновь. Признаться, в этом плане я возлагаю большие надежды на Лас-Вегас. И как всегда, эти надежды не оправдаются.

Лин тянется к столику, берет сигарету и прикуривает. Выдыхая дым после затяжки, она наклоняет голову сначала влево, потом вправо, от плеча к плечу, как делают киношные любовницы гангстеров. Затем поднимает с пола книгу («Посмотри на себя, маленький человек!» — написано на обложке) и направляется в спальню, на ходу распуская пояс. Сразу за порогом кимоно соскальзывает с ее плеч на пол. Алекс не смотрит на нее — и вообще ни на что не смотрит. Он подносит к губам сигарету, и на ее кончике вспыхивает огонек. Сигарета все еще не выкурена и на треть.

— Эй, Алекс, — окликает его Стэнли. — Можно воспользоваться вашим туалетом?

Лампочки в туалете нет — на проводе над унитазом висит пустой патрон. На сливном бачке Стэнли находит коробок спичек и свечу в плошке, зажигает ее и только потом закрывает дверь. Он еще возится с ремнем джинсов, когда за стеной вновь начинает печатать машинка: сначала слышен взрыв лихорадочного стрекота, затем более медленный, неравномерный стук, который периодически прерывается звуком сдвигаемой каретки. Интервалы между ударами по клавишам становятся все длиннее. Теперь Стэнли может сосчитать буквы в каждом напечатанном слове с такой легкостью, что возникает искушение начать их угадывать. Он вспоминает об Уэллсе, рисует в своем воображении толстяка за письменным столом и «творческий треугольник» между его глазами, его пальцами и листом бумаги, постепенно выползающим из машинки. Для пущей убедительности зажмуривается и, выставив вперед согнутые ладони с растопыренными пальцами, имитирует стук по клавиатуре.