Собственное состояние Стэнли не нравится тоже: он сейчас как бы плывет по воле волн, вместо того чтобы держаться выбранного курса. Встреча с Уэллсом прошлой ночью его потрясла, но потрясение это было не того рода, на какой он рассчитывал. Это все равно что долго плыть на маячный огонь, а под конец обнаружить вместо маяка лишь нечто зеркальное, отражающее свет совсем другого источника. И теперь он хочет найти тот самый источник. Все давешние рассуждения Уэллса были попыткой скрыть от Стэнли истинное откровение. Есть один важный вопрос, который он должен прояснить до того, как снова встретится с Уэллсом; хотя шансы на получение ответа невелики.
Здания на Клаб-Хаус выглядят так, словно они изначально строились как жилые, затем были переоборудованы под коммерческие заведения, а теперь опять постепенно заселялись жильцами. Старый дом номер сорок один имеет магазинный фасад, но никаких вывесок на нем нет; дверь начисто выскоблена, оконные стекла замазаны черной краской. Изнутри доносится торопливый стрекот печатной машинки. Стэнли стучит в дверь. Машинка продолжает стрекотать. Он стучит снова.
Стрекот умолкает. После долгих мгновений тишины дверь открывается, и в проеме возникает острый нос Алекса. Далее поблескивает пара маленьких глаз, как кусочки слюды на стене пещеры.
— Доставка на дом, — объявляет Стэнли.
— Ах да. Входи, пожалуйста.
Из одежды на Алексе только семейные трусы и обвислая майка; ноги в сандалиях шаркают по гладкому бетонному полу. Он жестом указывает на ящик из-под апельсинов, накрытый индейским одеялом, и Стэнли усаживается. Комната почти пуста и погружена в сумрак. Здесь ненамного уютнее, чем в заброшенном доме, где ночуют они с Клаудио. В дальнем углу Стэнли замечает черную печатную машинку, установленную на шатком раскладном столе. Над ней висит сорокаваттная лампочка с самодельным абажуром из толстой бумаги для упаковки мяса, покрытой красно-фиолетовыми пятнами. Свет от лампочки падает только на машинку, оставляя в тени все вокруг. На одном краю стола лежат несколько растрепанных блокнотов, а на другом примостилась аккуратная стопка напечатанных страниц. Когда глаза Стэнли привыкают к полумраку, он видит на полу другие, такие же аккуратные стопки, хотя листы в них уже старые и помятые, со следами жирных пальцев. Стэнли прикидывает, что, если сложить все эти стопки вместе, они достанут ему до середины икры.
Алекс садится на второй такой же ящик. В дверном проеме за его спиной видна часть соседней, чуть лучше освещенной комнаты — рассеянный дневной свет проникает в нее через окно, которое Стэнли не может разглядеть со своей позиции. Все, что он видит, — это край матраса, простыни, одеяло и вытянутую поверх него тонкую руку. Но вот рука исчезает, на секунду мелькают голые ноги с кровоподтеками, и затем на пороге комнаты возникает Лин. В полосе света с одного боку вырисовываются плечо, рельеф ребер, округлость груди и впадина между ног — как холмы и кратеры на поверхности убывающей Луны.
— Кто это? — спрашивает она хрипловатым сонным контральто.
— Не узнаешь? Это же наш новый друг Стэнли, — говорит Алекс. — Завари нам чай, пожалуйста.
Она делает шаг назад и исчезает в глубине комнаты.
— Что ему нужно? — слышится ее голос оттуда.
Алекс тем временем разворачивает на низком столике между ящиками кожаный чехол с ячейками и выкладывает надорванную пачку ваты, мерную пипетку и иглу от шприца.
— Он хочет нам помочь, — говорит Алекс. — С чем ты пришел, Стэнли?
Стэнли достает из кармана пакетики и один за другим бросает их на стол. Пакеты звучно шлепаются на деревянную поверхность. Алекс клонится вперед, как лоза у лозоходца, обнаружившего ценные залежи руды. Лицо его остается бесстрастным, но глаза загораются так ярко, как Стэнли еще не приходилось видеть.
— Могу я снять пробу? — спрашивает он.
Стэнли кивает. Алекс раскрывает один из пакетиков, слюнявит палец, макает его в порошок и облизывает. Вновь появляется Лин в небрежно накинутом коротком атласном кимоно и за спиной Алекса проходит к примитивной мойке, состоящей из прибитого гвоздями к стене жестяного таза и резинового шланга, протянутого от водопроводной трубы. Когда она нагибается, поворачивая вентиль, кимоно распахивается, но она не удосуживается его оправить. Наполнив электрический чайник, она включает его в розетку.
Алекс отрезает ножницами полоску от долларовой купюры, потом набирает пипеткой немного порошка.
— Я так и думал, — говорит он, — что вместе с крутыми парнями на байках в город прибудет и свежая партия дури.
Снова слышится шум воды из мойки, и Лин ставит на стол узорчатый бокал из розового «депрессионного стекла». Алекс высыпает порошок в ложку и, чиркнув спичкой, начинает ее нагревать. Лин включает стоящий в углу древний напольный радиоприемник, звучит какая-то занудная классика. Электронные лампы бросают голубоватый отсвет на стену через полупрозрачную шкалу настройки частот.