Зеркальный вор

Засыпает он моментально, а когда, вздрогнув, пробуждается, то не сразу понимает, где находится. Раздается одиночный удар монастырского колокола, и ему вторят другие колокола снаружи, возвещая о начале вечерней молитвы, звуки которой сквозь стену доносятся до него из прилегающего храма. В коридоре слышны тихие голоса и шорох. Затем в приемной появляются монашка и Перрина, которая идет широким шагом, несвойственным благородной девице. Бледные руки монахини суетливо мечутся перед ее лицом, пытаясь на ходу поправить вуаль.

Когда Перрина замечает при свете лампы черную фигуру Гривано, в глазах ее вспыхивает радостное удивление, а губы складываются в слово, которое, однако, с них так и не слетает. А когда еще через пару шагов она всматривается в его лицо, удивление сменяется растерянностью и тревогой.

— Дотторе Гривано? — произносит она.

Трость с грохотом падает на пол, когда он встает для приветствия. Отвешивая глубокий поклон, он для большей устойчивости держится рукой за спинку кресла.

— Да, синьорина, — говорит он, — это я.

— Какая приятная неожиданность, — говорит она. — Я рада, что вы решили меня навестить. Но в чем состоит важное и срочное дело, которое привело вас сюда в столь неподходящий для визитов час?

— Благочестивая госпожа, я должен сознаться: упомянув в разговоре у входа о некоем срочном деле, я ввел вас в заблуждение. Покорнейше прошу меня за это извинить. В действительности же единственной причиной моего столь позднего появления в стенах вашей обители стал всего лишь спонтанный порыв — увы, свойственный моей далеко не безгрешной натуре. Возможно, мне в этой ситуации следовало бы обратиться за духовной поддержкой в мужскую обитель, однако ноги сами привели меня сюда в надежде на то, что, высказавшись, я смогу облегчить груз, тяготящий мое сознание. Дорогая Перрина, я только что случайно встретил человека, в свое время сражавшегося при Лепанто, и разбуженные им воспоминания заставили меня искать общества участливого и благодарного слушателя, какового я очень надеюсь обрести в вашем лице. Вы не согласитесь присесть и немного со мной побеседовать?

Оба садятся в кресла — после того, как Гривано не без труда поднимает с пола свою трость.

— Будьте кратки, — предупреждает монахиня. — Перрина, тебе должны быть известны правила поведения при приеме гостей в нашей обители, и я надеюсь, что ты по мере необходимости доведешь их до сведения дотторе.

Засим монашка перемещается к дальней стене комнаты, зажигает еще одну лампу и усаживается там, взяв спицы и корзинку с мотками шерсти. В процессе вязания ее немигающий взгляд то и дело вонзается в Гривано.

— После нашей недавней встречи, — говорит Перрина, — я была уверена, что впредь вы постараетесь избегать моего общества. Я боялась, что обидела вас своими слишком настойчивыми расспросами. И сейчас я очень рада видеть вас вновь, дотторе. Хотя было бы лучше, если бы я знала о вашем приходе заранее.

Гривано глядит на нее с улыбкой, не понимая, как он мог быть настолько слеп, что его застали врасплох слова сенатора о происхождении Перрины. Ведь в ней так много истинно кипрского — хотя она никогда не бывала и вряд ли когда-нибудь побывает на том острове. Столько памятных отголосков, которые сама она, конечно же, уловить не в состоянии. Рядом с ней у Гривано возникает странное ощущение невидимости, чему способствует и ее наряд: простое платье из темной шерсти и вуаль, накинутая небрежно, второпях, явно без намерения кого-то заинтриговать и привлечь мужское внимание. Ему это нравится. С такой Перриной можно беседовать о чем угодно.

— Сенатор сообщил мне, кто вы такая, — говорит он.

Она молчит, сглатывая несколько раз подряд. При этом на ее горле то появляются, то исчезают тени.