— Я и тогда с ним не общался. Я лишь его видел. Его сильно мучили симптомы этого странного заболевания. Когда я попробовал с ним заговорить, он быстро удалился. Потом я искал его на ближайших улицах, но так и не нашел.
— Я бы очень хотел взглянуть на зеркало, которое сделали для вас эти мастера, дотторе.
— Понимаю ваше желание, — говорит Гривано, — однако это невозможно. Думаю, зеркало сейчас находится где-то на пути в Падую. А оттуда оно отправится в Болонью.
— В Болонью?
— Да. Я заказал его не для себя, а по просьбе моего университетского коллеги.
— Можно узнать его имя?
— Этого я вам не скажу.
— А вы можете описать мне это зеркало?
— Могу. Но не буду.
Лунардо широко улыбается, словно этот ответ доставил ему неподдельное удовольствие. Он сует руку за отворот своего дублета, извлекает оттуда какой-то комок и расправляет его на столешнице: это пара поношенных, очень тонких перчаток телесного цвета.
— Убедительно прошу вас быть сговорчивее, дотторе, — говорит он. — Лично я не буду к вам слишком требовательным, но вот на снисходительность инквизиторов рассчитывать не советую.
— Инквизиторов? Или Совета десяти?
Лунардо не отвечает. Он начинает надевать перчатку, тщательно и терпеливо расправляя ее на каждом пальце; при этом она почти сливается с кожей на его запястьях.
— Скажите, дотторе, маленькое развлечение этой ночью пришлось вам по вкусу? Не припоминаю, чтобы мне случалось поиметь ту самую девку. Хотя их ведь так много, всех не упомнишь.
— Наш разговор окончен, — говорит Гривано, вставая. — Удачи вам, синьор. Вам и вашим коллегам.
— Сказать по правде, дотторе, я бы на вашем месте выбрал подстилку получше. Впрочем, своеобразное удовольствие можно найти и в дешевой шлюхе, если знаешь, что всегда можешь заполучить что-нибудь более аппетитное. И если она тоже это знает. Это придает остроты ощущениям, не так ли, дотторе?
— Да вы, как вас там, просто блудливый пес! Не вижу смысла в дальнейшем общении с вами. А своим хозяевам можете передать, что, если у них будут ко мне вопросы, меня можно найти здесь, в «Белом орле». Если же вы вздумаете снова перейти мне дорогу, советую заранее напялить эти мерзостные перчатки и заодно привести в порядок свои земные дела.
Поворачиваясь, Гривано медленно обводит взглядом помещение и улицу снаружи, стараясь запомнить лица всех сбиров. Несколько обычных постояльцев отодвигают свои стулья с его пути и склоняются над тарелками, старательно демонстрируя отсутствие интереса к происходящему.
Лунардо повышает голос по мере увеличения дистанции между ними:
— Я вполне понимаю, почему вы прошлой ночью так поспешно и неразборчиво подцепили по пути ту блудницу. Я и сам не могу спокойно пройти мимо женского монастыря: всякий раз мой дружок спонтанно каменеет в штанах. Эти святые обители зачастую мало отличаются от борделей. Вы согласны, дотторе?
Гривано колеблется, прежде чем показать спину Лунардо, хотя тот вряд ли планирует нанести удар. Если бы сбиры имели целью причинение ему вреда, они бы уже давно это сделали. Но сейчас они преследуют иную цель: хотят что-то от него получить или выведать. Что именно?
Проходя через зал, он встречается взглядом с Анцоло.
— Я буду в своей комнате, — говорит Гривано.
Лунардо следует за ним на некотором расстоянии.
— Разве вы не собирались куда-то пойти, дотторе? — громко спрашивает он.
— Собирался, — говорит Гривано. — Но передумал.
Он идет по коридору, поднимается по лестнице, входит в комнату, запирает дверь на засов и начинает мерить шагами свободное пространство между кроватью и стеной, держась руками за голову и пытаясь успокоиться. Через несколько минут в дверь стучит Анцоло.
— Прошу меня извинить, дотторе, — говорит он, проскальзывая в комнату. — Я пытался вас предупредить.
— И вы меня предупредили, за что я вам благодарен. Очень надеюсь, что ваше вмешательство в дела этих мерзавцев не обернется для вас неприятностями.
Анцоло гримасничает и машет рукой.
— Все хозяева гостиниц не в ладах с законом, дотторе, — говорит он. — У нас просто нет другого выбора. И я всегда рад чем-нибудь навредить сбирам. Терпеть их не могу! Все жители Риальто их ненавидят, однако бедные и отчаявшиеся люди порой продают им свои глаза и уши. Впредь имейте в виду, что, куда бы вы ни пошли, за вами будут следить.
Гривано возобновляет ходьбу по комнате.
— Поверьте, я не сделал ничего дурного, — говорит он.
— Это не имеет значения, дотторе.
— Но я должен отсюда выйти! — бормочет Гривано, обращаясь частью к Анцоло, частью к самому себе. — Мне надо кое с кем повидаться в городе. Как теперь это устроить? Как я могу спокойно ходить по улицам при постоянной слежке?
Анцоло сочувственно качает головой и делает пол-оборота в сторону двери: он готов посодействовать, но только не во вред самому себе. И Гривано не может его в этом винить.