Зеркальный вор

— Стоит ли это облагораживать? — продолжает Тристан. — Стоит ли выходить за пределы? Когда мы так поступаем, действительно ли мы хотим познать Бога? Или мы всего лишь хотим увериться в том, что Бог таков, каким мы Его всегда представляли: идеальный дистиллят нашей низменной сущности? Допустим, мы созданы по образу и подобию Бога. А кто из нас задумывался о том, что это может означать? «Несть числа сущностям человека, — писал Парацельс. — В нем заключены ангелы и демоны, рай и ад». Возможно, и сам Бог подобен этому, сочетая в себе чистое с нечистым. Так ли уж трудно это вообразить? Бог из плоти и крови? Испражняющийся Бог?

Голос его срывается, поддавшись наплыву чувств — гнева или печали, Гривано затрудняется определить. Тристан отходит от окна навстречу своему отражению в зеркале-талисмане. Отражение постепенно разрастается, заполняя собою всю зеркальную поверхность, и в то же время комната как будто уменьшается в размерах. Гривано переступает с ноги на ногу, чтобы не потерять равновесие.

— Я хочу выяснить не то, в чем мы подобны Богу, а то, чем Бог от нас отличается, — продолжает Тристан. — Я хочу знать, по какой причине нас обманывают собственные глаза и что именно они отказываются видеть. Я уже не стремлюсь воспарить и выйти за какие-то пределы, я даже не стремлюсь к пониманию. Я всего лишь хочу замарать свои руки. Обонять. Осязать. Как ребенок, лепящий фигурки из грязи. И я верю, что ключ к этому находится здесь…

Его пальцы вскользь задевают поверхность зеркала, встречаясь со своим отражением.

— …но не в том смысле, как рассуждают другие. Кстати, Ноланец предупреждал нас об этом. Вы помните? Он сказал, что образ в зеркале подобен образу в сновидении: только недоумки и наивные юнцы могут принять его за истинное отражение нашего мира, однако было бы глупо полностью игнорировать то, что показывает нам зеркало. Здесь и таится опасность. Воспринимаем ли мы отражения без иллюзий, как отважный Актеон? Или мы, подобно Нарциссу, видим только то, что нам хочется видеть? Как мы можем знать наверняка? С любовью в сердце мы стремимся ко всякому привлекательно сияющему объекту, но при этом нас неотступно преследуют темные призраки нас самих.

Тристан подносит другую руку к краю зеркала, снимает его с пюпитра и поворачивает, держа перед собой как блюдо. Гривано мельком замечает в зеркале отражение своей макушки и тревожно подается назад.

— Я хочу подарить вам это, — говорит Тристан.

Гривано морщится.

— Нет-нет, вы чересчур щедры, друг мой, — говорит он. — Вы заплатили за это зеркало кучу денег.

— Но я в нем больше не нуждаюсь. Оно потребовалось для того, чтобы подготовить мой рассудок к грядущим испытаниям, и теперь я к ним готов. А взять его с собой я не могу. Зеркало, скорее всего, повредится при переходе через Альпы. А если его кто-нибудь обнаружит… риск слишком велик, сами понимаете. Другое дело — перевозить его на борту судна, это куда безопаснее. Возьмите его, Веттор. Иначе завтра ночью мне придется утопить его в лагуне.

Зеркало в руках Тристана отражает потрескавшийся потолок комнаты — трещины извиваются и подергиваются на его поверхности. Гривано закрывает глаза и вспоминает денежный ларец, содержавший плату за талисман: весло подвыпивших гондольеров прогибалось под его тяжестью.

— Так и быть, — говорит он. — Благодарю вас.

Однако не поднимает руки, чтобы принять подарок. Тристан еще какое-то время держит его на весу с озадаченным видом, а потом кладет на стол. Когда зеркало от него отдаляется, это похоже на гашение раздражающего света или закрывание распахнутой входной двери: Гривано испытывает облегчение и одновременно что-то похожее на чувство утраты.

— Я прослежу, чтобы эта вещь была надлежащим образом упакована, — говорит Тристан.

— Спасибо, вы очень добры, — шепотом произносит Гривано.

— Как вы себя чувствуете, друг мой?

Руки Гривано трясутся, как от холода, хотя он не замерз.

— Я очень устал, — говорит он со вздохом. — Нужно отдохнуть.

— Это правильное решение. Завтра будет трудный день. Да и потом легких дней не предвидится.

— Но прежде я хотел бы повидать Перрину.

В этой фразе неожиданно для него самого звучат вызывающие нотки, а спустя мгновение он понимает, что это и впрямь некий вызов. Они с Тристаном смотрят друг на друга в постепенно темнеющей комнате. Отраженные огни свечей и жаровни блестят в их глазах. Их тени колеблются вместе с пламенем под дуновениями ветра.

— Без сомнения, она будет рада вашему визиту, — говорит Тристан. — Она живо интересовалась вашим самочувствием, но боялась потревожить ваш сон.

Если Тристан и знает его последнюю, еще не раскрытую тайну, то он не подает виду. Возможно, он решил, что Гривано разоблачен уже в достаточной степени.

— Вы найдете ее в комнате рядом с вашей, — говорит Тристан. — Проведайте ее, друг мой, а потом ложитесь спать. Желаю вам спокойного сна.

Гривано кивает, прощальным жестом приподнимает правую руку и направляется к выходу.

Голос Тристана настигает его уже в дверях.

— Ах да, Веттор. Я позволил себе некоторую вольность, изготовив экстракт из вашей белены.