Выйдя из храма, Гривано слышит отголоски гимна «Te Deum», исполняемого в женском монастыре в двухстах шагах к северу. Яркий полумесяц висит на западном небосклоне; площадь Сан-Донато почти пуста. Вдали, за широким каналом, горят факелы процессии, покидающей новый дворец Тревизан. Перед входом в баптистерий два мальчишки-фонарщика, зевая, препираются с парой простоватых и грубых ночных стражников. Спускаясь с церковного крыльца, Гривано призывно поднимает трость; один из мальчишек спешит к нему, на ходу вставляя новую свечу в окованный жестью переносной фонарь.
— Свет к вашим услугам, дотторе, — говорит он.
— Ты знаешь заведение под названием «Саламандра»?
— Конечно, дотторе. Это за длинным мостом, недалеко от Сан-Пьетро-Мартире. Желаете лодку?
— Нет, пройдусь пешком, — говорит Гривано.
Они пересекают площадь и направляются вдоль канала на юг, а затем на запад — до его слияния с каналом побольше. В просвете между зданиями ненадолго открывается вид на лагуну и огни города в миле отсюда: Гривано находит взглядом цепочку огоньков Арсенала и далеко за ними яркий оранжевый свет на колокольне собора Сан-Марко. Море спокойно. Несколько мелких судов уже вышли в плавание, судя по мерцающим точкам их носовых фонарей. Гривано гадает, нет ли среди них лодки Обиццо.
С приближением к мосту широкая набережная становится все более оживленной. Местные торговцы тащат к причалам объемистые тюки с текстилем, толкают тележки с бронзовым литьем, керамикой и стеклянными изделиями, торопясь пересечь лагуну и занять места на площади Сан-Марко до начала праздничной толчеи. Неделю назад, когда Гривано приезжал сюда для встречи с нужными людьми, многие лавки на острове Мурано уже закрылись в преддверии Ла-Сенсы, а их владельцы загодя перенесли торговые операции в город. Иное дело в Риальто, где купеческим гильдиям пришлось пустить в ход все средства, от уговоров до прямых угроз, побуждая своих членов временно покинуть удобные магазины и развернуть торговлю на главной площади. Для гильдий это было нелегкой задачей: если весь город, по сути, — это один большой рынок, кому охота дополнительно суетиться из-за очередной ярмарки?
С верхней точки горбатого моста Гривано созерцает дрожащий воздух над зданиями впереди: это поднимается к небу тепло от печей стекольных заводов, постоянная температура в которых поддерживается неделями и даже месяцами. Рядом с мостом причалены и ожидают разгрузки баржи с ольховыми дровами.
Фонарщик ведет его мимо церкви Сан-Пьетро-Мартире к небольшой, но даже в этот час многолюдной площади. Куда ни глянь, здесь повсюду рабочие-стеклодувы — краснолицые, покрытые сажей, с налитыми кровью глазами, словно они только что вернулись с поля битвы. У колодца в центре площади один работяга внезапно накидывается на другого, сопровождая брань ударами тяжелых кулаков по его голове и плечам. У атакующего предплечье — видимо, обожженное — толсто обмотано тряпьем; избиваемый совсем молод, почти мальчишка. Когда он падает, противник продолжает наносить удары ногами, пока лицо жертвы не превращается в кровавое месиво. Только после этого двое дюжих парней неторопливо, как бы нехотя, вмешиваются и растаскивают их в разные стороны.
— Вот, дотторе, — говорит мальчишка, останавливаясь перед ничем не примечательным двухэтажным зданием, — это «Саламандра».
Гривано дает ему несколько медяков и отсылает прочь. На здании нет никаких вывесок, как нет и ставней, которые заменены прямоугольниками чистого зеленоватого стекла; сквозь шторы просачивается свет. В двери тоже есть окошко, но стекло в нем ярко-оранжевое с полупрозрачным алым силуэтом ящерицы в центре. Дверь с готовностью распахивается от легкого толчка.
Он не знает, чего ждать в таком месте — пьяных картежников с кинжалами на изготовку или полураздетых шлюх, — но внутри все тихо и спокойно. Просторная комната с восемью столами освещается несколькими масляными лампами и пламенем камина у дальней стены; старуха-хозяйка и, вероятно, ее взрослый сын обслуживают посетителей за длинным прилавком; под потолком развешены колбасы, окорока и прочие копчености. В углу молодой человек перебирает струны лютни и мурлычет мелодию без слов. С полдюжины рабочих расположились тут и там; кто-то ест, кто-то потягивает вино. Гривано с порога замечает двух нужных ему людей, но не сразу проходит вглубь помещения, дожидаясь, когда старуха примет у него трость и мантию.
— Не откажетесь от супа, дотторе? Могу предложить отменную колбасу. И жареного фазана.
— Еды не нужно, только вино.
Гривано усаживается за свободный стол. И тотчас же к нему со шляпой в руке приближается мастер-стекольщик Серена.
— Мое почтение, дотторе.
— Приветствую вас, маэстро. Не составите компанию?
— Благодарю, дотторе. Позвольте представить вам моего старшего сына Алессандро.