Осталась последняя ночь празднеств. Две недели назад, в День Вознесения Господня, Гривано был почетным гостем на галере Контарини: он стоял на увитой гирляндами высокой корме рядом с самим Джакомо Контарини и, когда ближе к устью лагуны качка усилилась, подставил старику для опоры свое крепкое плечо. Он видел, как дож Чиконья пошатывается на палубе буцентавра, и слышал его неожиданно громкий и ясный голос, разносящийся над волнами: «Мы обручаемся с тобой, о море, в знак истинного и вечного владычества», хотя советникам пришлось изрядно попотеть, удерживая владыку в стоячем положении, пока он не перекинул обручальное кольцо через фальшборт. А вечером того же дня Гривано причастился Святых Тайн на острове Лидо, неподалеку от стрельбища, где они с Жаворонком проходили военную подготовку двадцать два года назад. Впоследствии ему пришлось высидеть изнурительно долгий банкет только ради мимолетной аудиенции с Чиконьей. «Республика благодарна тебе, сын мой, за геройские подвиги на ее службе». Сморщенный старичок-дож явно не имел понятия, кто такой Гривано и в чем состоит его геройство; он начал клевать носом еще до того, как последнее слово слетело с его уст, а спустя какие-то мгновения Гривано был оттеснен в сторону под огненные всплески фейерверков над городскими крышами вдали. Быть может, оно и к лучшему.
В тот день он был только рад, что пропустил гулянья на площади Сан-Марко — прихотливое сочетание моральной деградации и деловой предприимчивости, — но сейчас у него вдруг возникает желание побывать там до завершения празднеств, чтобы хоть напоследок окунуться в эту феерическую атмосферу. Попытки срезать путь переулками трижды заводят его в тупик, после чего он возвращается к каналу и следует вдоль него, мимо арочных окон Сан-Лоренцо, слыша стук молотков и пение невидимых снизу рабочих на крыше церкви, затем проталкивается через мост, заполненный греками в лиловых фесках, и достигает тротуара на другой стороне. Чуть погодя снова переходит мост, минует строгий фасад Сан-Антонина, готические палаццо на Кампо-делла-Брагора и уже начинает подозревать, что сбился с пути, когда за очередным поворотом впереди возникает Рива-дельи-Скьявони и обширное водное пространство за набережной, сверкающее как покрывало из стеклянных бусин.
Он выбирается из потока людей, чтобы посмотреть через пролив на монументальный Сан-Джорджо-Маджоре. Когда они с Жаворонком впервые прибыли в этот город, строительство собора еще только начиналось. Западнее, на Джудекке, высится величественная и строгая Иль Реденторе — церковь Спасителя, которую он вообще видит впервые. Фасады обеих новостроек отделаны белым истрийским камнем, который ослепительно блестит на солнце. Фантастические сооружения в фантастическом городе. Своей загадочностью они напоминают Гривано античные руины Эфеса, нисколько не проигрывая в таком сравнении. Совсем не трудно поверить в то, что за этими массивными дверями таится иной мир, недоступный взору простых смертных.
Мимо набережной, набирая ход, мчится пеота навстречу показавшейся из-за мыса каракке. Такое чувство, будто киль и весла лодки едва касаются воды. В этот миг странная мысль посещает Гривано: вот бы стереть из памяти свои первые впечатления от этого города (они с Жаворонком тогда боролись на носу корабля за лучшее место для обзора), чтобы сейчас увидеть все это свежим взглядом, уже после того, как он за прошедшие годы повидал немало архитектурных чудес, включая лабиринты тунисской цитадели, пирамиды Гизы и скальные храмы к югу от Мертвого моря. Он опирается на причальный столбик, закрывает глаза и пробует воссоздать ощущения первых дней карантина в Маламокко, когда он стоял у парапета крепостной стены над лагуной, глядя на штормящее море. Жаворонок был рядом, что-то напевая и кривляясь перед крестьянскими девчонками — «Мой благородный друг и я направляемся в Падуанский университет, чтобы стать врачами. Идите сюда, и я устрою вам полный осмотр!» — тогда как Гривано, противясь натиску ветра, пытался разглядеть сквозь марево брызг далекие колокольни и купола.
Бессонная ночь вновь дает о себе знать: он вздрагивает, выходя из полудремы и цепляясь за столбик, чтобы не свалиться в воду. Упавшая трость катится по мостовой, но Гривано успевает придавить ее ногой и, наклонившись, поднимает.
Неподалеку на причале собрались купцы, которые внимательно наблюдают за приближающейся караккой. Гривано следует их примеру. Прежде всего ему бросаются в глаза остатки грот-мачты, частично расщепленной, частично подрубленной на высоте плеча: кто-то явно поработал топором, чтобы освободить судно от поврежденной мачты, сбросив ее с подветренного борта. Когда каракка подходит еще ближе, обнаруживается, что ее корпус утыкан стрелами, испещрен свинцовой картечью и покрыт ржаво-красными потеками.
— Сжалься над нами, Господи! — стонет один из купцов. — Снова пираты…
— Думаешь, это ускоки? — спрашивает другой.