Зеркало

ты хвастаешь? Где их дела? Больше скажу: ты и меня-то завербовал только потому, что я уже

был морально готов. Если бы не ты, так я сам пришёл бы к тем же выводам. И, возможно,

получил те же выгоды.

- Гордыня — наипервейший грех.

- И двигатель прогресса. Пошёл ты в жопу!

Марево прокатилось по отражению, потом как бы сгустился воздух, и Стас увидел в

зеркале родителей. Отца — с кровавой рваной дыркой во лбу, и мать — со следами

проволоки на неестественно вытянутой шее.

- Э! - крикнул Стас отражению. - Мы так не договаривались!

Но потом его осенило: а что если это просто пришло его время? Откровение может

принимать любые формы. Жестокие тоже. Не об удобстве и душевном комфорте ведь речь. А

о будущем.

- Вы там располагайтесь, - сказал он предкам. - Чувствуйте себя, как дома. А я пока

ванну приму.

- Не стоит волноваться, сынок, - отозвался отец, положив руку ему на плечо. - Мы всё

сделаем за тебя. Мы теперь всегда и всё будем делать за тебя. Ты прости, что мы не

додумались до этого раньше.

- Мы исправимся, - поддержала его мать.

Стас нашёл в себе силы отвернуться от зеркала. Родители не исчезли, продолжая

стоять перед ним, всё так же ласково улыбаясь. Разглядывая их лица с пристрастием, он

пытался найти какие-либо признаки осуждения. И не находил ничего.

- Надень это. - Отец протянул ему рубашку с длинными рукавами, с разрезом сзади и

болтающимися тесёмками.

- Зачем?

- Так нужно, сынок. - По щеке матери текли слёзы мольбы.

Стас покорно вытянул вперёд руки, и рубашка сомкнулась за ним. Свою собственную

волю он перестал ощущать совсем. Будто в него вставили чужой каркас, управляемый

сложным механизмом с помощью удалённого джойстика. Но язык продолжал ему

подчиняться.

- Пойдём.

- Куда?

- В твою кроватку. Тебе пора ложиться спать.

- Да не хочу я спать!

Говоря эти капризные слова, Стас на самом деле чувствовал, как бешено, неистово

хочет добраться до подушки.

- Надо, - твёрдо повторил отец.

Родители, держа его под локти, прошли с ним в другую комнату, которой в квартире-

то и не было никогда. Помещение оказалось просторным, светлым, чистым, но лишённым

мебели. Только детская кроватка стояла посередине. С деревянными оградительными

вертикальными прутиками.

- Она же маленькая, - усомнился Стас.

- Ты тоже, - успокоила его мама.

Отец снял с кроватки переднюю панель, легко отщёлкнув замок, и Стас лёг животом

на матрац. На удивление, ноги его легко поместились — их только пришлось согнуть в

коленях. Решётка захлопнулась с внешней стороны.

- Спи спокойно, сынок.

И Стас послушно уснул, тут же провалившись в яркий реалистичный сон. Он видел,

как родители оставили его одного в кроватке, а сами спустились вниз на лифте, вышли на

улицу и прогулялись пешком до метро. Увидел он там и «Номера Три», вещающего по

обыкновению про Конец Света, который уже наступил.

- Какая удача! - сказал отец. - Мы вас как раз и разыскивали.

- Отвалите, я вас не знаю, - огрызнулся тот.

- Зато мы знаем тебя.

- Ты испортил нашего мальчика.

- И ты ответишь за это.

Какая-то догадка промелькнула в голове бывшего «Номера Три».

- Постойте! Вы родители того придурка, который укокошил их во имя великой идеи —

сделаться самым крутым злодеем и получить взамен вожделенную игрушку?

- Не смей так говорить про нашего мальчика!

- А то чо?

Мужчина достал из кармана ножницы.

- Ой! - расхохотался бомж-интеллигент. - Меня из пушки пытались убить. В одна

тысяча восемьсот двенадцатом. И то не получилось. А вы... Уберите колющие и режущие

предметы! Они опасны для жизни.

- Твоё время истекло, - сухо сказал отец Стаса и вонзил ножницы в грудь паяца.

Он не почувствовал боли, но что-то твёрдое и холодное коснулось его сердца, заставив

упасть на колени. Он руками схватил кольца ножниц, торчащих из груди, и попытался

вытащить их. Брызнула кровь, но ножницы только ещё глубже вонзились в тело. В глазах его

потемнело.

- Я умираю! Наконец-то! - обрадовался он. - Где вы были раньше, добрые люди?

Вокруг неподвижного тела бомжа собралась толпа, возбуждённо обсуждая

происшествие.

- Ты видел, он его ножом пырнул и бежать?

- Какой нож? Он из арбалета в него выстрелил.

- Да не. Просто пьяный валяется. Я его знаю. Это Петька Златоуст. Он тут уже года

три околачивается, бутылки собирает, страсти всякие рассказывает.

Подоспевшая милиция перевернула тело на спину и поставила неутешительный

диагноз: пьян, как свинья. Пусть валяется дальше.

- Но как же! - протестовали сердобольные люди. - Он же замёрзнет!

- Вот и забирайте его к себе.

- Не могу. У меня однокомнатная. И до метро далеко. Три остановки.

Петька Златоуст, пока они препирались, открыл глаза и немелодично заорал:

- На берегу пурпурного залива сидели мы и было грустно нам!

Никто не стал слушать, что там дальше произошло с этой парочкой (или даже

тройкой) на берегу залива столь странного цвета.

22