Шабанов долго голову не ломал над тем, как ему обосновать необходимость своего
присутствия в зоне спецоперации под Смоленском, не рискуя быть заподозренным в личной
корысти. Он просто заглянул в текущие дела и сразу нашёл то, что требовалось: убийство
одного московского барыги, по стечению обстоятельств родившегося когда-то в деревне,
совсем рядом с тем местом, где произошёл инцидент с подопечными Алисы. Таким образом,
появилось прикрытие: можно всегда сослаться на необходимость встречи со старыми
контактами жертвы, родственниками и прочими лицами, могущими дать след. Вполне себе
достойная легенда.
Беспокоило его другое: сумеет ли он опередить ментов. И, собственно, за счёт каких
преимуществ. Сведения, поступающие из внутренних источников, предельно сужали круг
поисков, но не только для него одного. Девчонки в плотном кольце, им не вырваться оттуда,
и, рано или поздно, их вычислят. Расходовать свои необычные силы он пока не спешил.
Идея пришла такая: кольцо разорвать. Вернее, произвести такое впечатление, что оно
разорвано.
- Урфин, - сказал Шабанов, когда они уже мчались по шоссе к месту назначения. - Я
вот что подумал: шумнуть нам нужно. Чуть в сторонке. А то там людно, как на Бродвее в
воскресенье. Территория поиска слишком маленькая.
- Понятно. Думаете, поведутся?
- Если грамотно сделать, то не вижу, почему нет. Что скажешь по поводу перестрелки?
- Поймут, что не бабы. К тому же они с собаками. Хотя... Можно вот как.
Шабанов ждал пояснений и не торопил подчинённого. По опыту знал, что тот —
великий импровизатор. Мыслью свежей озаряется, а деталями она обрастает по ходу, во
время изложения.
- Изобразим, будто пытаемся вырваться из кольца. Будто в машине у нас полно девок,
а мы им, типа, помогаем скрыться. Остановят на посту, а мы по ним хорошенько шмальнём и
дадим драпу. Машину бросим через пару километров — пусть побегают. И кольцо разорвём,
автоматически увеличив радиус поисков. Пока подмога прибудет, то, сё...
- Принимается. Звони своим и инструктируй.
Вся гениальность замысла дошла до них полностью несколько позже, когда их
остановили на импровизированном посту для досмотра. Серьёзные автоматчики
проигнорировали и ментовские удостоверения, и «правильные» номера машины, которые
легко пробивались по «недоофициальному» реестру. Прошманали их по полной программе, с
пристрастием, как колхозников на предмет героина. Вывод напрашивался очевидный: тот, кто
руководил операций, понимал, что лучшее прикрытие для беглянок — само их ментовское
ведомство.
За первой проверкой последовала вторая, затем третья. А потом полыхнуло —
сработал отвлекающий манёвр. Мент, изучающий документы, вдруг приклеился к рации,
откуда полились истерические приказы, козырнул, потеряв к Шабанову с Урфином всякий
интерес, и поисковая команда умчалась на джипе помогать своим.
- Ну, вот, - удовлетворённо произнёс капитан. - Теперь свободнее дышать будет.
Однако времени у нас мало.
- Даже меньше, чем мы предполагаем, - откликнулся подчинённый.
Родина барыги оказалась процветающей деревушкой. Особенно на фоне соседних
поселений. Какой-то добрый московский дядя, любитель «Хамона», поставил в ней коптилку
и подрядил всё местное население на обслуживание производства. Кто-то подвозил дрова,
кто-то разгружал фуры с сырьём, кто-то бдительно следил за технологическим процессом,
подметал, наконец, и чистил. Дисциплина железная, как в штрафном батальоне образца 1943-
ого года. Наказание за любую оплошность — увольнение и голодная смерть.
Дрессированных охранников, числом большим, чем все остальные сотрудники предприятия
вместе взятые, завезли из столицы, рекрутировав их, в свою очередь, по всей стране. В
деревне они хозяйничали без стеснений, как оккупационная армия.
Другим источником дохода вымирающих крестьян служили частые московские гости
с тугими кошельками, приезжавшими на экскурсии и дегустации «Хамона». Для них топили
бани, варили самогон и тренировали баб помоложе для господских удовольствий.
Постреливали они и в лесу, и рыбу удили — для полного комплекта услуг.
Здание коптильни, построенное в чистом поле, выглядело, как потерпевший аварию
звездолёт марсиан. Но никто не жаловался. В других деревнях было ещё хуже: самогон
изготовлялся только для собственного употребления и последующей погибели. Власть
существовала лишь на бумаге и в воспоминаниях старожилов.
Шабанов отыскал двоюродного брата убиенного барыги (для легенды) и парочку
школьных друзей — остальные, кто уехал, а кто облюбовал для себя спокойное кладбище.
Кузен понял, о ком идёт речь, не сразу. И фамилию называли, и фото показывали —
без толку. Память его включилась, когда пригрозили дать хорошего пинка.
- Так это, - пояснил он свою забывчивость. - Лет двадцать не виделись.
- И что он помер от бандитской руки, не слышали?