Зеркало для героев

Сегодняшний поступок мой — сигнал
о том, что я совсем себя не знал:
как оказалось, я слабак и рохля.
Мои мечты, амбиции — ничто.
Я должен был сегодня сделать то,
чего не сделал, будь я трижды проклят.

Мне внутреннее «я», чеканя слог,

твердит: «Ты сделать ничего не мог!
Элизабет не спас и умер сам бы!».
Мне этот голос подленько зудит,
для вящей красоты беря в кредит
рифмовки. Амфибрахии да ямбы.

Но из меня не выйдет Гесиод.

И как понять, куда меня несёт
сомнения безумная стремнина?!
Чтоб избежать её — я понял впредь, —
порой важней впустую умереть,
чем поступиться честью дворянина.[6]

Оливер поднялся за час до рассвета, сунул пистолет за сапожное голенище. Стиснув зубы, выбрался на шканцы и щекой поймал налетевший с норд-оста порыв долгожданного ветра. Замер от удивления, потому что в полусотне ярдов, на шкафуте у левого борта, было людно, словно на ночную вахту вместо пары матросов вышли одновременно полторы дюжины человек. Оливер ошарашенно помотал головой, шагнул к бизань-мачте и лицом к лицу столкнулся с боцманом.

— Что происходит? — спросил Оливер, озадаченно глядя на перебегающих с места на место матросов.

Абрахам Блау на мгновение замешкался, его светло-голубые навыкате глаза будто остекленели.

— На нижней палубе десяток трупов, — прохрипел он Оливеру в лицо. — Вот что здесь происходит, сэр. Хотите с нами? — боцман кивнул в направлении левого борта. — Решайте, времени нет!

Оливер ахнул, отступил на шаг. Лишь теперь он разглядел, чем занимались матросы — с левого борта на талях спускалась шлюпка.

— Это же… бунт, Абрахам, — прошептал Оливер. — Вы же присягу давали!

— К дьяволу присягу, — сплюнул боцман. — Последний раз: пойдете с на…

За спиной треснул выстрел, боцман схватился за горло и рухнул навзничь. Оливер шарахнулся в сторону, обернулся. Расхристанный, с бешеными глазами капитан Дэвидсон наводил второй ствол на толпу в панике бросившихся к палубным люкам матросов. Выстрелил вновь — кто-то грянулся о палубу, застонал.

— Свистать всех наверх! — лихорадочно перезаряжая, надсаживался в крике мистер Дьяволсон. — Всех наверх, я сказал, всех ублюдков, подонков, бунтовщиков! Паруса ставить, сучьи дети! За борт это дерьмо, — махнул капитан рукой в сторону корчащегося на палубе боцмана. — Джемадара ко мне!

Верхняя палуба закипела от высыпавших на неё людей. Хлопнул и выгнулся в первых лучах восходящего солнца гафель, ухватили ветер брамселя, оделась в белый невестин наряд фок-мачта, за ней грот и бизань.

— Что, взяли? — надрывался на мостике мистер Дьяволсон и смеялся безумно и страшно, как грешник, поджариваемый в аду, смеется над чертями, если он очень зол и упрям. — Взяли, да, идиоты, подонки?! Крысы, говорите?! Крысы?! Вы сами крысы, а не британские моряки. Что стоите столбом, Валентайн? Бабу на борту от юнги не могли отличить? Позор! Джемадар Виджай!

Сипай щёлкнул каблуками, вытянулся в струну.

— До конца плавания назначаю вас первым помощником. Стройте своих людей. Всех негодяев — на мушку! При первом признаке бунта стрелять! Ясно вам: стрелять мерзавцев, всех!

Механически двигаясь и отдавая команды, Оливер краем глаза смотрел, как выстроились в два ряда на шкафуте сипаи и как, надрывая жилы, тянут фалы матросы. С каждой минутой устремившийся на зюйд-вест корабль набирал скорость. Он нарастил её уже до шести узлов, когда вдруг завизжал с фок-мачты сэр Персиваль и истошным, пронзительным криком отозвались оказавшиеся на носу матросы. Палубные люки на баке распахнулись и из проёмов хлынули чёрно-серые волны, рассыпаясь сотнями быстрых тел, снова собираясь в раскачивающуюся из стороны в сторону пирамиду. Она с каждым мгновением раздувалась, набухала за счёт всё новых и новых вымахивающих из люков крыс. Застыла на миг и хлынула от носа к корме, одного за другим сглатывая людей, хороня под собой, хватая выпростанными из вибрирующего тулова щупальцами.

Разум Оливера отказался понимать происходящее, оставляя в памяти лишь смазанные куски. Пытающийся уползти по залитым кровью палубным доскам и волочащий за собой вывалившиеся из разорванного живота внутренности штурман — на кишках висели крысы и рвали сизую плоть. Вцепившийся в мачту матрос с кровавыми культями вместо ног. Другой, с надсадным криком переваливающийся через борт. Отчаянно отмахивающийся винтовочным прикладом сипай с обглоданным до костей лицом.

Оливер пришёл в себя, лишь когда вывернувшийся из-за бизани джемадар властно ухватил его за рукав и потащил за собой на ют.

— Быстрее! — крикнул он. — Помогайте мне!