Ночью был сильный шторм, я ушла с берега к своей Шакальей Луже — ее защищала от волн скалистая гряда. Вернувшись, я увидела, что на камни в полусотне ярдов от берега выбросило «Неподкупный». Я наблюдала за ним несколько часов — ничто не двигалось, только хлопали на ветру обрывки парусов. Корабль выглядел мертвым и смердел, как мертвец — приближаясь к нему по мелководью, я зажимала нос и боролась с тошнотой.
С верхней палубы трупы разбросало штормом, но внутри было настоящее царство смерти — изуродованные человеческие тела лежали повсюду. А ещё — сотни крыс, издохших, казалось, безо всяких на то причин. Я старалась не смотреть по сторонам, не думать, не запоминать. Из трюма я вытащила мешок риса и несла его к борту, когда сверху на меня что-то обрушилось, вцепилось, жутко вереща. Я закричала, нога поехала на чьих-то гнилых внутренностях, я чуть не упала, пытаясь отодрать от себя исчадие ада, но секунду спустя поняла, что это отощавший, обезумевший сэр Персиваль. Он, видимо, все это время прятался на мачте. Глаза у обезьянки были измученные, как у ребенка после страшной болезни.
— Ты мой хороший, — сказала я ему. — Всё, всё, плохое кончилось. Сейчас отнесу тебя на берег, напьешься. Теперь у нас будет огонь, много еды и одежды. А потом нас спасут, вот увидишь.
Сэр Персиваль доверчиво прижался к моему плечу и затих.
Среди трупов я все надеялась увидеть особенную крысу, большую, серо-рыжую, Крысиного Короля. Но его нигде не было.
Через неделю шторм разбил корабль в щепу, перемешал человеческие останки с крысиными, мокрый порох с дорогими пряностями, уволок в океан шелка и парусину, все праведное и неправедное, что когда-либо случалось на «Неподкупном». Я стояла на песке и смотрела на то место, где вчера был корабль. Сэр Персиваль поймал краба и тряс его в воздухе, а я почему-то думала об Оливере Валентайне — был ли он среди других мертвецов, или же море забрало его раньше?
А однажды вечером на горизонте появились паруса. Я перетащила на берег заготовленное дерево и бочонок смолы, костер горел ярко, столб дыма белел в свете луны. Я не знала дымовых сигналов, но пыталась их подавать, бегая вокруг костра и закрывая его большой корзиной. Она вскоре занялась и сгорела, я обожгла руку и не сомкнула глаз той ночью — молилась и надеялась. Утром я увидела, что корабль стоит на якоре в полумиле от берега, а ко мне направляется шлюпка с гребцами.
Молодой офицер на ломаном английском спрашивал меня, с какого я судна, что случилось, как я себя чувствую. Я лепетала благодарности, плакала и прижималась к нему грудью, чтобы пока не отвечать на его вопросы.
— Какая у вас прелестная… обезьянка, — краснея, говорил он. Сэр Персиваль корчил рожи и цеплялся за меня так, что было больно — он явно не хотел покидать надежную земную твердь и снова залезать в лодку.
— Вы — удивительная девушка, мисс Элизабет, — сказал капитан, высокий полноватый голландец с ярко-голубыми глазами. Он нежно поцеловал мою загорелую до черноты, исцарапанную руку. — Я уважаю ваше право хранить тайну. Вскоре мы будем в Кейптауне, вы можете сойти на берег и дождаться судна в Англию. Либо же… для меня будет честью показать вам Амстердам, мисс…
Отец говорил — мужчиной выжить легче. Впервые в жизни я усомнилась в его правоте.
— Я рад, что нам удалось оказать вам помощь в трудную минуту, — продолжил капитан. — Удивительно, но всего неделю назад мы подобрали в море еще одного человека — бедняга был едва жив. Ялик с «Неподкупного», мисс. Мы так и не смогли понять, что же случилось с кораблем. Кажется, был кровавый бунт… Спасённый ещё весьма слаб, он отдыхает, доктор уступил ему свою каюту…
Я сослалась на усталость и спустилась на среднюю палубу.
С трудом удерживаясь на границе, отделяющей явь от морока, Оливер смотрел на девушку, не понимая, по какую стороны этой границы она находится.
— Вы живая? — выдавил он наконец. — Вы здесь? Как вам удалось спастись?
— А вам?
Оливер закрыл глаза, устало откинулся на подушку.