Зеркало для героев

— Я был в восьмистах тысячах городов, — сказал Прометей. — Я не нашёл своего. Но не теряю надежды. Не теряй и ты, брат.

Я пожал ему руку и побрёл прочь. В последнем городе скитальца ждёт смерть — так говорят предания. Только этот последний у каждого свой.

Мы расстались. Он улетел в Боготу, я уплыл в Акапулько. Карибский кризис разразился месяц спустя…

На неверных ногах я шагал в толпе пассажиров по пешеходному переходу. Я обонял, едва ли не осязал ауру пилигрима — чёрную, беспросветную боль, такую же, что исходила от меня. А потом я увидел его, и у меня ослабли колени.

Это был не он, а она. Рослая, рыжеволосая и зеленоглазая красавица с высокой грудью и гордым, аристократическим лицом. С полминуты мы простояли недвижно, глядя друг на друга в упор, потом глаза её стали влажными, и я, расталкивая людей, метнулся к ней. Она шагнула навстречу, протянула руки, и мгновение спустя я уже прижимал её к себе.

— Я думала, что осталась одна, — тихо, едва слышно сказала странница.

Я смолчал. Легендам о том, что среди нас есть женщина, я не верил, хотя от людей слыхал их во множестве. Впрочем, легенд о себе я слышал не меньше, да и о прочих собратьях тоже. Как и все сложенные людьми сказания, были они противоречивы, нелепы и лживы. Одних из нас люди обожествляли, других проклинали. Одним приписывали сверхъестественные способности, другим в них отказывали. Сходились легенды лишь в том, что мы бессмертны. И в этом от истины были недалеки.

— Люди назвали меня Кассандрой, — прошептала странница. — Вещей пророчицей, предсказывающей беду, в которую никто не верит. Как назвали тебя?

— Агасфером. Вечным жидом.

Она охнула, задрожала в моих руках.

— Я, конечно же, слыхала людскую молву о повредившемся умом злобном старце с трясущимися руками, которого проклял назаретянин.

— В ней нет правды.

Мне было двадцать девять, когда проклятие обрушилось на меня. Но Иешуа из Назарета отношения к нему не имел. Так же, как древнегреческие и древнеримские идолы не оделяли бессмертием Геркулеса, Асклепия, Полидевка… Проклятие пилигрима настигло их в разные времена, в разных частях света и по разным причинам. Я так и не знаю наверняка, за что именно был проклят. Вероятно, за то, что мой отец был святотатцем и в поисах наживы разорял захоронения и осквернял храмы. Возможно, потому что святотатцем и безбожником был и я сам. А возможно, по иной, неведомой мне причине.

— Последний раз я видела скитальца четыреста лет назад, — по-прежнему едва слышно сказала Кассандра. — Во Флоренции, во время чумы. Он называл себя Сизифом.

— Его больше нет с нами. Он нашёл свой город.

— Я думала, что все, кроме меня, уже нашли.

— Как видишь, не все.

Странница кивнула, в задумчивости сдвинула чёрные, вразлёт брови.

— Ты веришь, что с уходом каждого из нас мир становится лучше?

Я заглянул ей в глаза, ожидая увидеть мутную бездну с рваными краями. Но увидел лишь горечь, и грусть, и ещё что-то, чего распознать не сумел.

— Да, — кивнул я. — Это единственное, во что я по-настоящему верю.

— А я — нет. Когда последнего из нас не станет, мир захлебнётся патокой безнаказанного греха. Без катаклизмов и войн он ожиреет, обрюзгнет и превратится в желе. Аморфное, инертное, болезненное и слабосильное. Потом мир деградирует. Потом умрёт. Своей смертью, от дряхлости.

— Ты пытаешься найти нам оправдание, — возразил я. — Наше существование оправдать невозможно.

— Нет, не пытаюсь. Я попросту вижу будущее. Веришь ли?

Я отрицательно покачал головой, и она рассмеялась.

— Ты и не должен — моим пророчествам не верит никто. Пойдём со мной. Пойдём и займёмся любовью.

С минуту я молчал. Две с лишним тысячи лет я не знал женщин. Я утратил инстинкт продолжения рода вместе с человеческой сущностью. Но сейчас передо мной была не женщина. Я придерживал за талию единственное существо одной со мной расы и иного пола.

«Это приведёт к катастрофе, — собрался было сказать я. — Тысячи людей погибнут. Может быть, десятки тысяч».

— Пойдём, — вместо этого сказал я.

2028-й

К вечеру ноги вынесли меня к Белорусскому вокзалу. Последние полгода я колесил по России. Воронеж, Пермь, Саратов, Ростов, Волгоград… Я не нашёл своего последнего города. Так же, как не нашёл его за предыдущие полтора десятка лет в Нигерии и Новой Зеландии, в Турции и Украине, в Канаде, в Японии, на Филиппинах, в Перу…

Не было дня, когда я не вспоминал бы то, что случилось в Харбине. И не вспоминал бы слова, сказанные на прощание, в гостиничном холле, через четыре часа после того, как впервые увидел странницу, которую люди назвали Кассандрой.

— Попробуем встретиться? — неуверенно предложил я тогда. — Через десять лет? Двадцать? Пятьдесят?

Назначим город и будем стремиться одновременно в нём оказаться. Кто знает, вдруг нам это удастся.

Кассандра долго молчала, потупившись.

— Не удастся, — сказала она наконец…

— Неимоверная наглость, — оборвал воспоминания гневный и визгливый голос. — Дай, говорит, полторы тысячи, мне, мол, нужно.

Я обернулся. Голос принадлежал блондинке средних лет, вульгарно одетой и не менее вульгарно накрашенной.