Зеркало для героев

В окно кухни я вижу пруд, на берегу сидит по-турецки Мия, рядом — красивый мальчик в белой рубашке, наверное местный, тут все в одну школу ходят — он говорит ей что-то, она улыбается, позади щиплет траву злодей-Руперт. Дети склоняются над чем-то в траве, ивы клонятся к масляной воде пруда, солнце клонится к закату. Мне хочется плакать. И есть. Я молча ем.

— Андрюша, я хочу домой, — сказала Тёща. — Хоть на месяцок, а? Вы без меня управитесь, Мия в школе, а я по Ростову соскучилась, друзья у меня там, с людьми по-русски поболтать можно…

— Со мной тоже можно, — буркнул я.

— Да, ты болтун каких поискать. Почти как Мия. Кстати она опять про Наташу стала много спрашивать, я ей вчера весь вечер рассказывала, какая она была в ее возрасте, какие книжки читала, как рыбачили мы, как она ежонка у собак отбила… Ну да ты знаешь все эти истории…

Теща светло улыбалась, прикрыв глаза — для нее Наташка была жива, жива в эту минуту, во все минуты — веселая, рыдающая, с разбитыми коленками, в свадебном платье — все Наташки были живы. Кроме моей.

— Алиса, — слова вырвались против моей воли. — Я хочу тебе сказать… Про Наташу… Я так виноват…

— Я знаю, — вдруг сказала она. — Она мне тогда звонила перед тем, как поехать. Я знаю, как ты виноват. Я тебя еще не простила, но уже который год смотрю, что ты с собой делаешь, и это ужасно, Андрюша. Как разбить драгоценную вазу, от расстройства сожрать все варенье в кладовке и сдохнуть в сахарной коме…

Из сада вдруг раздался пронзительный крик. Мы с Тещей посмотрели друг на друга и помчались на улицу. На скамейке у беседки сидела старушка, рядом держал ее руку тот самый темноволосый мальчик — а Мия стояла и дрожала, не открывая от них широко раскрытых глаз.

— Кора! — вскрикнула Тёща, бросилась к скамье, дотронулась до плеча сидящей женщины. Та повалилась на бок. Теща обняла Мию и заплакала.

— Звони в полицию, Андрюша, — сказала она. — Она уже холодная. Мальчик, это ты ее нашел? Ты ее знал? Ты живешь неподалеку?

Мальчик, не отвечая, поднялся со скамейки, что-то сказал на ухо Мие и убежал в сад.

Детектив позвонил к вечеру, сказал, что мисс Кора Долтон умерла «от естественных причин» и расследования не будет.

— Ее подруга, к сожалению, скончалась на прошлой неделе, — сказал он. — Наверное, ей было тяжело и она решила вернуться туда, где прожила всю жизнь… Она вызвала такси и в пансионате всем сказала, что «едет к Харрису» — вы не знаете кого-нибудь с таким именем?

Я сказал, что не знаю, нажал отбой и задумался. Сегодня я намеревался расспросить Мню о странном мальчике — что-то он к нам зачастил.

Мия зажмурилась, раскрыла книгу наугад и тут же сунула ее мне под нос. На картинке Джен стояла перед священником в подвенечном платье, а поникший Рочестер указывал рукой на своего разоблачителя.

— И что значит сегодняшнее гадание?

«надо избавляться от старых тайн, — сказала Мня. — а то они тебя укусят за задницу, я спршу, а ты отвечай честно!»

Она застала меня врасплох, сердце застучало, как перед прыжком с высоты, будто я шел-шел по дорожке и вдруг оказался на краю обрыва.

«как погибла мама?»

— Что ты помнишь? — прошептал я. Губы Мии дрогнули, будто она собиралась что-то сказать, но единственным звуком стал шорох пальцев по планшету.

«она плакала, — написала Мия. — курила — звонила — злилась — гнала — звонила, кому?»

Я повесил голову, хотел привычно сказать, что не знаю, что трасса старая, Наташка превысила, выбоина, не удержала руль…

— Мне, — сказал я. — Она звонила мне весь день. Кричала, что я козел, предатель и разбил ей сердце. Ночью я перестал отвечать на звонки…

«ПОЧЕМУ???»

— Потому что козел и предатель, — сказал я, глядя в стену. Как я одиннадцатилетней девочке, повернутой на мистере Рочестере, объясню тяготы моногамии, соблазны больших денег, легких красавиц и обильного алкоголя? Мия сжала бледные губы, но явно намеревалась меня дожать.

«ты ИЗМЕНИЛ маме?»

— Да, — сказал я. — Она узнала. Взорвалась. Разбудила тебя, затолкала в машину и дернула ночью в Ростов к Алисе. По раздолбанной трассе. Слишком быстро. Отвлекаясь на телефон. Во всем я виноват… Прости меня, Мня…

Я потянулся к ней, но как в худших моих кошмарах, она отстранилась с отвращением, будто обнять ее собирался большой слизень.

— Мня! — воскликнул я, чувствуя, как сердце, треща, рвется в лоскуты, но она выскочила из кровати, рванулась мимо меня, в коридор, топот по лестнице, хлопок двери — куда она босиком в пижаме осенью, куда она, куда же?

— Что случилось, Андрюша? Где Мня? Как убежала? Как босиком? Где этот чертов Руперт? Ну не могла же она ночью верхом…

— Мия! — кричал я час спустя, бегая по саду, с нарастающим ужасом взглядывая на воду пруда, черную в свете фонаря, в темноту полей вокруг, где могла лежать моя дочь со сломанной шеей.

— Мия, вернись! — вторила мне Теща. — Андрюша, ну скажи же мне, что случилось! Что ты ей сказал?! Хорошо же все было!