Зеркало для героев

Майор Пеллингтон схватился за голову. Ему хотелось разбить её, расколоть, извлечь изнутри этого мерзавца, который непрестанно измывался над ним. Схватить негодяя за горло, удавить, растоптать армейскими сапогами, чтобы только не слышать! Не слышать больше…

Усилием воли майор заглушил внутренний голос. Пал на колени, погрузил под воду костистый череп с редкой порослью белёсого пуха, обрамляющего прожаренную солнцем до кирпичного цвета плешь. Подавил и вытолпил из головы чудовищные, хворые, воспалённые мысли. Тяжело поднялся и побрёл завершать обход.

— Ничего, парни, — бормотал на ходу Пеллингтон. — Ничего, как-нибудь обойдётся.

Парни его любили, пускай и считали женатым на армии служакой, а за глаза называли Старикашкой. О парнях майор заботился, всегда, потому что кроме них и её величества ничего ценного в его жизни не было. Любой новобранец знал: случись ему проштрафиться, попасться на самоуправстве, мелком воровстве или мародёрстве, и тем же днём Старикашка напялит на костлявые плечи парадный мундир, выползет из штабной норы и потащится обивать пороги.

— Я немного посплю, парни, — завершив круговой обход и ни к кому особо не обращаясь, сообщил Пеллингтон. — Устал, нелёгкий был сегодня денёк.

Спален и постелей на острове не водилось. Поэтому майор выбрал местечко в отбрасываемой прибрежным холмом тени, натаскал жухлой травы и пальмовых листьев, затем, кряхтя по-стариковски, улёгся.

* * *

Чиверс любовно погладил медный ствол третьей слева паровой пушки. Протёр ветошью лафет, зарядник, подающий и откатный механизмы, улыбнулся пушке, как старой приятельнице, и перешёл к следующей. Два часа кряду он смазывал, драил, полировал, потом подступил к котлу. В который раз подивился хитросплетениям труб, проверил запас угля в топке, гулко постучал кулаком по стальной оболочке и присел отдохнуть.

Если боши опять полезут, раскочегарить котёл они вдвоём точно сумеют. А вот как будут потом стрелять, Чиверс не знал. Он и думать об этом не хотел — пускай Старикашка думает, ему положено. У сержанта полно других дел, и тратить время на размышления о том, как быть, если их вновь атакуют, он не собирался. Он лучше подумает об Эвелин, о том, как она улыбается, как смеётся, как прижимается к нему во сне — тёплая, податливая, родная. Всё же ему неимоверно повезло, что посчастливилось жениться на такой девушке. И пускай завистники шепчутся за спиной, что Эвелин, дескать, вышла за него только лишь из благодарности. Он-то знал, что это не так. Ну да, сержант некогда спас ей жизнь, но что с того — на его месте всякий поступил бы так же. Эвелин согласилась стать его женой, потому что они полюбили друг друга. И любят до сих пор.

Чиверс стиснул кулаки, подался вперёд и тяжело задышал. Он знал, понимал, что Эвелин больше нет с ним и никогда не будет. Он же не выживший из ума Старикашка Пеллингтон, умудряющийся вести себя так, будто ничего не случилось и две сотни покойников до сих пор в строю.

Что же ему с этим делать?.. Чиверс сморгнул, утёр кулаком выступившие на глазах слёзы, но справиться с ними в который уже раз не сумел. Минуту спустя он рыдал в голос, скуля, всхлипывая и судорожно хватая ртом раскалённый воздух. Затем его заколотило, затряслись, ходуном заходили руки, скуластое, мужественное лицо обрюзгло и скривилось — сморщилось, будто завяло.

Так больше нельзя, навязчиво думал Чиверс, когда, наконец, отревел. Нельзя так жить, невозможно. Ему следовало бы собраться и заставить себя уйти, насовсем, туда, к Эвелин. Сержант много раз был близок к этому, но в последний миг что-то неизменно его останавливало. Чиверс сам до конца не понимал, что именно.

Сержант поднялся, размял плечи, выглянул из укрытия и обмер. Пару мгновений он стоял недвижно, остолбенев, не в силах даже пошевелиться. Затем пришёл в себя и закричал.

* * *

Сержантский крик выдернул Пеллингтона из беспокойного стариковского сна. Майор вскочил, заозирался, затем, не обращая внимания на боль в плохо слушающихся подагрических ногах, пустился бегом. Минутой позже он добрался до подножия берегового холма и по извилистой узкой тропе припустил, задыхаясь от натуги, вверх по склону. Майор уже знал, понимал уже, что произошло и отчего кричит на посту Чиверс.

Пеллингтон ввалился в укрытие.

— Зажигай! — прохрипел он. — Хейворт, Донован, Грант, к орудиям! Зар-р-р-ряжай! Бобслоу, Бриггс, снаряды! Сержант! К бою!

Чиверс в ответ промямлил что-то невразумительное. Тогда майор оттолкнул его и метнулся к котлу.

* * *

Главный врач делийского военного госпиталя устало протёр глаза.

— Присаживайтесь, господин полковник, — предложил он посетителю и кивнул на кресло. — Увы, боюсь, что ничего утешительного сказать не могу.

— Говорите как есть, — полковник остался стоять