Зеркало грядущего

– А я бы сказала, что он американец, – ответила Адель, – хотя не знаю, русских я не встречала, может, и они такие же. А когда приходили немцы, мама выставляла меня гулять на улицу. После ее за это обрили. Ты тоже считаешь меня – дочерью немецкой шлюхи?

Так сказал русский вождь Сталин: «сын за отца не отвечает». Наверное, и дочь тоже? И, вспоминая, чему нас учили на политзанятиях, о союзе всех беднейших классов против классов богатых – лично я думаю, что дамы высшего полусвета должны будут после победы революции ответить наравне с буржуазией, ну а честные девушки с рабочих окраин, вынужденные заниматься этим от бедности, получат возможность зарабатывать на жизнь честным трудом. А отчего ты решила, что Лекур янки?

Адель не успела ответить. Мы въехали в Компьень. На обочине стоял тот самый американец, с поднятой рукой. Даже странно – обычно ведь американские военные ездят на джипах. Отчего я остановился, чтобы его подобрать? Подумал о безопасности, американцы ведь во Франции – это хозяева, спасибо нашему продажному правительству, – а значит, автомобиль, где едет их солдат, будет менее подозрителен в глазах наших полицейских.

Он сел на заднее сиденье – гладко выбритый, с улыбкой, будто сошедший с плаката. Начала говорить на вполне понятном французском, сначала поблагодарил, что мы остановились, а затем почти не умолкал. Мы узнали, что его имя Джон Доусон, что он лейтенант медицинской службы, сам из Филадельфии, где до сих пор его родители живут, что он вообще-то против войн между цивилизованными народами, «все споры должны решаться международным судом, таким как была Лига Наций, а теперь ООН», однако в армию пошел добровольно.

– Такая возможность за казенный счет поездить, посмотреть мир. И не только ради удовольствия, но и для интересных наблюдений. Месье, вам не приходило в голову, что страны и народы тоже проходят свой жизненный путь, подобно личностям, и на этом пути их караулят схожие искушения? Когда Господь, история, или судьба – понимайте как вам удобнее – посылает вашей стране испытания, которые вы должны пройти с честью. И худшим соблазном тут является коммунизм: отобрать у богатых, раздать бедным – это может в определенных условиях решить ваши проблемы здесь и сейчас, оказавшись эффективным. Но в долгосрочном плане – это путь в никуда, поскольку уничтожает самых успешных, зато велит всем равняться на неудачников, а значит, снижает конкурентоспособность. И Соединенные Штаты подлинно великая нация не из-за своей промышленной мощи и экономического успеха – но прежде всего потому, что мы это испытание успешно прошли. Представьте, что вы, месье, судя по всему, не из неудачников – жили бы не в своем доме, а в «общежитии», как в России называются казармы для рабочих, виделись со своей супругой лишь по воскресеньям, и то при условии перевыполнения вами производственного плана, одевались и питались единообразно со всеми, не имели права владеть недвижимостью, которая вся принадлежит государству, и во всем подчинялись бы словам старшего, который зовется «секретарь», а в военное время «комиссар»? Это сейчас в России и других коммунистических странах – однако же и у нас в Штатах во время Великой депрессии такой порядок был для миллионов бывших безработных, собранных в так называемый «гражданский корпус», причем наш Фрэнки Рузвельт руководствовался именно коммунистической идеей, которая тогда была весьма популярна даже среди образованных американских кругов[39]. Однако же наш американский народ, посмотрев на этот порядок, его отверг. Потому что подлинно свободный человек не ждет, что кто-то решит его проблемы, а решает их сам. Во время Депрессии отдельные черты нашей жизни были ужасны – но мы никого в них не винили, а те, кто выжил, гордятся, что выдержали и стали сильнее. Теперь же я смотрю на европейские народы – и знаете, даже немного завидую вам, кому лишь предстоит сдать экзамен, который уже сдали мы.

Он говорил и говорил, высокомерным тоном – как белый миссионер, читающий проповедь дикарям. Я спросил его:

– Ваш отец, случайно, не священнослужитель?

– А как вы догадались? – изумился Доусон. – Да, и он, и его отец, мой дед, трудились на священнической ниве. Самое нравственное занятие – указывать людям истинный путь. И долг Америки перед всем миром, ее историческое предназначение…

И тут Адель вмешалась в разговор, сказала чарующим тоном:

– Милый, останови. Я хочу выйти на минутку, в кустики. Пока никого вокруг не видно.

Добавила, обернувшись к американцу:

– Мистер, вы не желаете размять ноги? В тех зарослях, мне кажется, нас никто не увидит.

Доусон какой-то миг выглядел ошалелым, даже замолчал. Затем спросил:

– Вы француженка, а не бельгийка?

– А как вы догадались, мистер? – спросила Адель. – Или вы что-то имеете против французских женщин?

– О, нет! – осклабился американец – это выглядело уже не приветливо, а мерзко. – В этой дряхлеющей стране есть лишь две стоящие вещи: женщины и вино. При том что у нас в Штатах сейчас касаемо первого аналог сухого закона. Но как бы это… вы ведь молодожены? И что скажет ваш супруг?