Блэк вытолкнул разошедшегося Люпина из ванной комнаты и привалился к двери:
— Ты гений, Луни!
— А! Просто в детстве не доиграл, вот и все. Вели Кричеру присматривать за ним, что ли…
— “Не доиграл”! – восхищался Блэк, спускаясь в гостиную. – Не прибедняйся, Луни. Как у тебя здорово получилось все ему объяснить!
— Сам знаешь, мне не впервые обманывать, – хмуро отозвался Люпин.
— Тьфу! Я не это хотел сказать… Не бери в голову! Рем… Ну, Рем? Ну давай на кухню пойдем, я чайник поставлю…
Чайник на плите посапывал и пофыркивал, в кухне заметно потеплело, Ремус перестал хмуриться, и Сириус, отчаянно желая отыскать в нынешнем вечере хоть что‑то хорошее, ляпнул:
— Кажется, мы оторвемся.
Он сам сразу понял, что ляпнул не то. Еще до того, как Люпин уставился на него расширенными “волчьими” глазищами.
— Ты что, Сиу? Нельзя.
А то он сам не знал, что нельзя! Что девчонки и младшие – табу. Но возразил из чистого упрямства:
— А с Гарри ты разговаривал?
— Я его учил. Весь их курс. Целый год.
— Значит, сам видел.
— Н–ну…
— Ему можно было?
— Мы – не он. И он тоже еще не он.
— Это будущий Снейп.
— Боюсь, что настоящий. Чайник выключи.
Блэк махнул палочкой в сторону плиты.
— Тем более, – проворчал он. – Кто заваривает, ты или я?
— Ты, – уступил Ремус. – Мята есть?
— Мелисса. Пойдет? Всегда ненавидел зельеварение.
— У тебя за него хотя бы приличные баллы были. …Что у вас все‑таки произошло?
— Уменьшающее зелье, я же сказал.
— Как? Он что – его выпил? Он с ума сошел? Он же всегда такой осмотрительный.
— Как видишь, не всегда. Вообще‑то я должен сказать ему спасибо. Мог бы и я вляпаться.
— И я.
— Ты бы не мог. Ты бы не полез в чужой шкаф, тем более – за зельем.
— Но зачем он взял Уменьшающее?
— Он не брал. В смысле – оно ему не нужно. Думаю, его интересовали другие флаконы, в глубине шкафчика. Слава Мерлину, что он до них не добрался. А этот он просто хотел переставить. Кто же знал, что он потек? – И внезапно перебил сам себя. –Слушай… Что‑то долго он там…
— Ты же оставил с ним Кричера.
— Кричер – Кричером, а я бы и сам глянул. Не доверяю я ему.
— Кричеру или Снейпу?
— Обоим!
Ремус Люпин любил детей. Год назад у него был целый Хогвартс – разных цветов и размеров. Но он и подумать не мог, что дети – это так хлопотно, когда они не в школе, а дома!
Встревоженные Сириус и Ремус приникли к приоткрытой двери, подсматривая в щелочку и оттирая от нее друг друга. Снейп – по уши в “настоящей морской” пене – играл в ванне с корабликами. Безопасные свечи сияли по краям ванны – как маяки.
На обратном пути вниз Ремус спохватился:
— А где его волшебная палочка? У него же была палочка?
— Не имею понятия, – огрызнулся Сириус. – Не собираюсь рыться у него в карманах.
— И не надо. – Оглядевшись, Рем заметил искомое. – Вон она – на шкафчике, должно быть, чары снимал. А теперь…
— Теперь она ему не потребуется. В его распоряжении стихийка.
— Гм!
— Вот тебе и “гм!”. Надо бы ее прибрать. Ручаюсь, что она будет первым, о чем он вспомнит.
— Тогда лучше оставить там, где она сейчас. Как доказательство.
— Это доказательство тысячу раз оттуда пропадет. Я уберу, а ты запомни, куда я ее положил!
В кухне их ждал сюрприз: домовики Хогвартса и впрямь доставили продовольствие – к чаю и ужину, на троих… то есть двоих взрослых магов и ребенка.
Директор в очередной раз явил воистину волшебную пугающую проницательность, а также понимание, заботу и чувство юмора, ибо в одной из корзин обнаружились колдокамера (Сириус многозначительно хмыкнул) и записка: “Буду завтра”.
Распаковывая корзины и облизываясь на сладости, Ремус внезапно спросил:
— Интересно, когда это кончится?
— Думаешь, шоколада не хватит? Директор еще пришлет.
— Бродяга!
— Что – Бродяга?
— То, что по чарам Блэков у нас тут один эксперт, и это ты.
Но Сириус не взялся предсказать срок действия зелья. Он считал, что чары Блэков наложились на вредность Снейпова характера, причем, по его мнению, то, что Снейп уменьшился в размерах, не означало, что в нем автоматически стало меньше яда. Наоборот, концентрация возросла. На единицу массы тела.
— Массы чего? Ты его в ванной видел?
— Гм.
Люпин передвинул поближе к чашке Снейпа блюдо с булочками.
— Надеюсь, ты не забыл себя ребенком?
Блэк долго молча, а потом неохотно признался:
— Хотел бы забыть. Зачем тебе?
— Прикинуть, чего можно ждать от ребенка в его возрасте?
— Смотря какой ребенок.
— Хотя бы приблизительно.
— Ну, а каким был, например, ты? О, кстати, ты никогда об этом не рассказывал. Как ты был маленьким…
— Я не был маленьким, Бродяга. Я был оборотнем. Об этом, знаешь ли, не очень‑то весело рассказывать, даже если тебе не запрещают. А ты? Тебе же не запрещали, но ты тоже помалкивал. Никто не трепался о себе.
— Почему?
— Ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать? Может быть, потому что нам не было дела до прошлого? Мы жили настоящим. А лично у меня в детстве не было ничего хор… ничего такого, о чем стоило бы говорить. Думаю, и у Снейпа тоже, иначе он не был бы таким.
— Каким?
— Ну… вряд ли он сильно отличался от себя–первокурсника.
— От того придурка, который в Хогвартс–экспрессе?
Ремус хихикнул.