– …наша авиация дала отпор, сбросив бомбы на военные объекты первого порядка. Сбиты тридцать шесть летательных аппаратов. Одно звено истребителей сбило за день одиннадцать самолетов. Между Мозелем и Швейцарией не происходит ничего значительного.
Содержание первых коммюнике основывалось на двух постулатах:
– Наши войска успешно продвигаются по центральной части Бельгии.
Репортеры отправляли в свои редакции регулярные информационные сводки и фотографии, иллюстрирующие напряженность боев, и Дезире уже на второй день выбрал концепцию «сдержанной драматизации».
– Немецкое наступление ширится, но части нашей армии, поддерживаемые союзниками, доблестно противостоят врагу.
После пресс-конференции Дезире, стоя в дверях, вручал каждому присутствующему пресс-релиз.
«Так я проверяю пульс Франции, – объяснил он своему шефу. – Утишаю тревогу, возвращаю доверие, подкрепляю убежденность и оказываю влияние».
Через три дня после начала немецкого наступления один из журналистов задал Дезире наивный вопрос:
– Если наша армия и армия союзников так эффективны, почему боши прут вперед?
– Никуда они не прут, – возразил Дезире, – они продвигаются вперед. Чувствуете разницу?
На четвертый день стало труднее объяснить, каким образом враг, чей переход через Арденны считался невозможным, оказался у берегов Мааса южнее Намюра и атаковал седанскую зону.
– Немцы, – заявил Дезире, – неоднократно пытались форсировать реку. Наша армия мощно контратаковала. Наша авиация действует очень эффективно, ряды немецких летчиков редеют.
Заместитель директора сожалел, что война не идет «по-написанному». Наступление у Седана, насколько было известно (Генштаб скупился на конкретику), ставило французскую армию в трудное положение – захват города, расположенного на восточном берегу реки Маас, даст немцам базу для перехода по мостам и переправам через реку. И Дезире предложил поменять «сдержанную драматизацию» на «стратегическую сдержанность».
– Высшие тактические интересы диктуют нам необходимость не предоставлять на этой стадии точных сведений касательно текущего положения дел.
– Думаете, газеты этим удовлетворятся? – поинтересовался заместитель директора, обеспокоенный поворотом событий.
– Ни в коем случае, – улыбаясь, ответил Дезире. – Существуют другие способы успокоить их.
Репортерам, разочарованным бессодержательностью комментариев, Дезире предложил пространный доклад о состоянии и функционировании союзных армий:
– Мы повсюду видим только отвагу, мужество, уверенность в непобедимости французской армии. Наши солдаты, окрыленные единодушным энтузиазмом, делают все для спасения Родины. Французский Генштаб спокойно и решительно следует давно разработанному плану. Наша армия оснащена новейшими вооружениями, ее руководители компетентны и убеждены в своих силах.
12
Двенадцать человек заняли позицию у въезда на мост. В кузове грузовика «рено» установили пулемет. Все вместе это напоминало жандармскую заставу. Тридцатисемимиллиметровая пушка прикрывала подступы с севера, в пятидесяти метрах от нее, в небольшом прицепе, разместили второй пулемет и ящики с минами, некоторые из них открыли и подвинули максимально близко к минометам.
Капитан Жиберг курсировал между связистами («Есть новости?») и мостом через Трегьер («Все в порядке, парни, не волнуйтесь…»), пока ближе к полудню не появилась разведрота, двадцать легковооруженных человек и два мотоциклиста под командованием офицера, предвкушавшего скорую встречу с врагом. Он стоял, широко расставив ноги и заложив руку за спину, и оглядывал пункт связи капитана Жиберга (аптекарь, что с него взять!), пушку, солдат у въезда на мост… Оценив увиденное, он вздохнул, и попросил:
– Дайте вашу карту.
– Дело в том, что…
– Произошла небольшая накладка – моя соответствует зоне 687, а мы находимся в 768-й.
Габриэль видел, что его командир колеблется, и понимал, что ему физически трудно расстаться с этим инструментом выживания.
– Для наблюдения за мостом карта не обязательна, – нажал капитан Дюрок.
И Жиберг сдался.
Через несколько минут разведчики исчезли в лесу.
Ночью прекратился дождь, и на очистившемся небе стали видны отсверки артиллерийских залпов. Их эхо приближалось – очень быстро, неумолимо быстро. Капитан Жиберг смотрел на верхушки деревьев.
– Хорошо бы авиаторы облетели зону и рассказали нам, что происходит.
Самое трудное дело – ждать и не знать, чего ждешь.
Утром канонада усилилась, и тревога стала физически ощутимой.
Небо загоралось то тут, то там, приказ все не поступал: линии связи наверняка были повреждены, штаб не откликался. А потом на средней высоте над их головами пролетели немецкие самолеты.
– Разведывательные…
Габриэль обернулся. Рауль Ландрад, наплевавший на уют кабины грузовика, спрыгнул на землю и смотрел вверх. Его лицо выражало нескрываемую тревогу, и Габриэлю стало так страшно, что он быстрыми шагами присоединился к сбившимся в кучку солдатам. Все молчали.