Зеркало Пиковой дамы

— Ален, ты можешь поговорить со своим отцом… попросить его… ну, ты понимаешь! Кроме него, ни у кого таких денег нет, а для Наташи это вопрос жизни и смерти! Можно у него занять… я не знаю, как это делается, — под залог или как?

— Хм, или как?! А как Наташа отдавать будет, это ж какие деньги! Положим, у отца есть, но он же не последний идиот, чтобы такими деньгами разбрасываться… Тут крутые гарантии нужны.

— Слушай, мы придумаем, как отдать, главное сейчас спасти Наташу! Она там просто с катушек съедет, в этой клинике, у неё вид такой — сдохнуть можно! И Марк Николаевич… он так переживает из-за нее, у него прямо крест какой-то: одна актриса, которую он любил, сорвалась с крыши, другая в психушку попала…

— Как сорвалась?

— Ну… — Аля закусила губу — поняла, что сболтнула лишнее. — Она Катерину играла в "Грозе" и решила прочувствовать, как это — стоять над обрывом… Ну и…

— Понятненько… — задумчиво процедила Алена. — Ладно, я поговорю с отцом. Наташку, действительно, надо вытащить. Надо же, и как её угораздило!

— Я не знаю… Говорят, — ты только не смейся, — что это проделки старухи!

— Какой ещё старухи?

— Пиковой дамы! Которую ты играешь, а раньше эту роль играла Наташа.

— Ну и ну! — поразилась Алена. — И кто же так говорит?

— Не знаю. Так, слух идет… — смутилась Аля. Только сейчас она вспомнила о своем честном слове.

— Ну, ребят, вы даете! — рассмеялась Алена. — Слушай, а давайте после репетиции соберемся и обсудим: может такое быть или нет? И пусть каждый скажет, что думает…

— Это можно… — неуверенно сказала Аля. Она уж была не рада, что наболтала лишнего.

— Люди, шухер, Маркуша идет! — вбежал в зал взъерошенный Витя.

Марк Николаевич был тих и задумчив. Темные круги под глазами и резко обострившиеся черты говорили о том, что он провел бессонную ночь.

— Ну, отдохнули? Почистили перышки? — спросил он с беззлобной усмешкой, обводя взглядом свою притихшую гвардию.

— Да, да… Все хорошо, Марк Николаевич! Все в полном порядке! — загалдели они наперебой.

— Ну и славно! Перед тем, как начать репетицию я хотел бы… напомнить вам следующее… — Он тяжело опустился на стул за режиссерским столиком и обеими руками пригладил волосы. — Повторяю в который раз: сцена не выносит лжи! Когда актер не чувствует своего персонажа и не верит в то, что говорит, это сразу бросается в глаза… Да, вы должны на какой-то момент слиться со своим персонажем, влезть в его шкуру, чтобы, — подчеркиваю это, — затем родился некто третий: не "я" и не "он", а тот, кто возникнет в слиянии этих двух "я" — своего и персонажа… Все это вам уже на зубах навязло! Но, — заметьте! — для того, чтобы сыграть бифштекс, вовсе необязательно быть зажаренным! Это старая актерская хохма, которую все знают наизусть. Но не забывайте, вы не должны забывать, — тут он возвысил голос, — что мысли и чувства персонажа вовсе не обязательно должны стать вашими, не обязательно должны прорасти в ваше "я", скорее, наоборот… Вы можете взять на вооружение то волевое и ясное, что есть в характере героя, которого вы играете, но зло… или страх… играя их, вы изживаете это в себе. Давно известна формула: театр есть прививка от реального страха несуществующим, воображаемым, творимым на сцене страхом. Узнавание: да это же я, я тоже так чувствовал, так, вот оно что!.. — из этого и возникает преодоление, возможность перебороть свой страх или зло, которое живет в тебе, в твоем "я"… Так у зрителя, и так у актера! Прошу вас, не позволяйте роли себя "зажарить", не впитывайте все, что несет в себе ваш герой, это может привести к тому, что вы… себя потеряете.

Последние слова он произнес едва слышно, опустив голову и глядя в пол.

— Марк Николаевич, можно вопрос? — раздался звонкий Аленин голос.

— Да, конечно, — он поднял голову.

— А как вы относитесь к суевериям?

— А почему ты вдруг спросила об этом?

— Ну… известно ведь, что роль, которую актер играет, воздействует на него и иногда… в общем, случаются странные вещи. Скажем, актер, который играл Иоанна Грозного, вдруг упал во время репетиции и у него хлынула горлом кровь, хотя он был абсолютно здоров. Он тогда попросил назвать спектакль по-другому: не "Смерть Иоанна Грозного", а как-то иначе… без слова "смерть". Да, вы сами знаете, таких случаев много.

— Да, в самом деле, — задумчиво проговорил Далецкий. — Это факт слишком известный, чтобы о нем разглагольствовать попусту. Если бояться этого, нужно уйти из театра.

— И все-таки, — настаивала Алена, — вы не ответили, как относитесь к таким суевериям. Да, и не только к таким — вообще…

— Как? — переспросил он и усмехнулся. — Суеверия порождают страхи. А в этом хорошего мало. Говорят, они погубили Пушкина, он ведь очень верил в приметы!

— Как это? Расскажите! — послышалось со всех сторон.