Зеркало Пиковой дамы

Измеряли температуру: тридцать девять и восемь!

— Аля, дай ей аспирин, в морозильнике клюква, морс сделаешь, — велела встревоженная Анна Андреевна. — Дверь в свою комнату закрывай очень плотно — не заразить бы Алешеньку… По-хорошему, надо бы нам всем марлевые повязки носить, но, будем надеяться, пронесет…

Аля быстро приготовила морс, напоила Маню, и той стало, как будто, немного легче… Она открыла глаза и часто-часто моргая, — видно, ей было больно глядеть на свет, — вымученно улыбнулась подруге.

— Аленький, прости, я вас всех замучила!

— Ну что ты, Манечка, тебя у нас все полюбили! А Алешенька, так он так и тянется к тебе, сразу, как тебя увидит, гугукает, улыбается… Я прямо не знаю, как без тебя бы жила…

— Аль… — Маня облизнула пересохшие губы. — У меня к тебе одна просьба. Ты прости, что…

— Только давай без этого, перестань извиняться и, как говорят, ближе к телу!

— Там в моем гнезде… ну, за ширмами…

— Так… И что там?

— Игрушка. Такой маленький меховой лемурчик… Его мама мне подарила, привезла из Германии… он мне всегда помогает, когда плохо. А я его там забыла. И как — сама не пойму…

— Все ясно, сейчас быстро сбегаю — принесу. Ой, а как же я туда попаду-то? Все заперто… Правда, может, Витя ещё не ушел…

— Там у меня в сумке ключ, — еле выговорила Маша. — От студии.

— А-а-а, хорошо, сейчас поищу… Нашла! Все, я мигом туда и обратно. А ты постарайся уснуть, хорошо? А твой лемурчик скоро опять будет с тобой! Спи! — она поцеловала подругу и выключила настенное бра.

Через полчаса Аля, поворачивала ключ в замке. Включила свет в фойе и стала подниматься по лестнице. Но не успела она открыть дверь в репетиционный зал, где свила себе гнездо Маня, как услышала, как внизу хлопнула входная дверь. Смех, голоса… женский, мужской. Алена! С ней, кажется, Гарик. Точно, он! Они поднимались по лестнице. Не долго думая, Аля прошмыгнула за ширмы и спряталась там. Отчего-то ей совсем не хотелось, чтобы её здесь застали.

В зале вспыхнул свет. Аля сжалась в комочек и сидела в своем укрытии, боясь пошевелиться, тише воды, ниже травы…

— Как классно, когда никого нет! — Алена, смеясь, закружилась по залу, любуясь своим отражением в зеркалах. — Ой, кайф какой!

— Слушай, а ты уверена, что здесь никого? — Гарик озирался по сторонам с таким видом, точно из какого-нибудь угла вот-вот выскочит Фредди Крюгер… — Внизу свет горит, значит тут кто-то есть.

— Наверное, Витька забыл потушить. Чего с него взять, с дурачка? Кончай напрягаться, Гарри, мы одни во всей Вселенной! Давай, доставай скорее шампусик!

— Погоди, я все-таки схожу вниз, проверю…

— Зануда!

Он попытался обнять её, но она выскользнула и расхохоталась.

— Топай, топай… Боже, какие мужчины все-таки трусы!

Он побежал вниз по лестнице, а Алена принялась выгружать из объемистой сумки съестное: пакетики из "Макдональдса", салаты в пластиковых круглых коробочках, карбонат и ветчину в нарезку, фрукты, конфеты и две бутылки шампанского.

— Никого! — торжественно возгласил Гарик, вернувшись. — Да здравствует наша ночь!

— Ур-ра-а-а! — пронзительно крикнула Алена, а Гарик подхватил её на руки и закружил по залу.

— Где слог найти, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.

Захлебываясь от восторга, начал Гарик, а Алена подхватила строки Михаила Кузмина:

— Твой нежный взор, лукавый и манящий,
Как милый вздор комедии звенящей,
Иль Мариво капризное перо,
Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий,
Мне кружат ум, как "Свадьба Фигаро".

Последние строфы они прочитали вместе: она на руках у него, торжествующая и глядящая сверху вниз смеющимися глазами, и он, запрокинувший голову, крепко обхвативший её за талию и поглупевший от счастья…

— Дух мелочей, прелестных и воздушных,
Любви ночей, то нежащих, то душных,
Веселой легкости бездушного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных,
Твоим цветам, веселая земля!

— Аленушка, моя королева! — прошептал Гарик, бережно опуская Алену на пол. — Светлая королева… — он, наконец, поцеловал её, и она затихла…

Аля не знала, куда ей деваться! Что за стыд быть невольной свидетельницей любовного свидания… И ведь теперь не выйти, не скрыться и некуда деться от этих вздохов, от этого сбивчивого жаркого шепота… Она закрыла глаза, зажала уши… но это не помогло. Любовники, думая, что одни, не сдерживались и вели себя довольно шумно…

Наконец, все стихло… Аля лежала ничком на матрасе, зарывшись лицом в Манино одеяло. На душе было так скверно, как никогда в жизни, точно она убила кого-нибудь…