Зеркало Рубенса

– У тебя есть суждения об искусстве архитектуры?! Забавно, в первый раз говорю об этом с дамой… но ты не понимаешь, архитектура у нас на севере – варварская! Варварская, – повторил Рубенс уверенно. – «Что-то свое», – передразнил он Сусанну. – Правильно сказала: есть гармоничные формы, их уловили греки, а римляне в период расцвета сохранили, развили, научились сочетать красоту и пользу строений. Вот, например, был римский город Лютеция, с амфитеатрами, термами и всеми прочими нужными людям и при этом красивыми постройками – на месте сегодняшнего Парижа. Потом пришли варвары, разрушили это все, построили простые уродливые дома. Вот как получается «что-то свое»! Посмотри на сегодняшний Париж! Ты видела его?

– Никогда, я не была там.

– Так вот, он ужасен и никогда не поднимется до прежней красоты. А когда-то на том месте был прекрасный римский город Лютеция…

Он смотрел на нее, рисовал и улыбался.

– Все итальянское или античное… для вас превыше остального, достаточно взглянуть на ваш восхитительный дом, – примирительно заключила Сусанна. – Только хочу сказать, что ваши рисунки в этой книге заставили меня вчера забыть о делах, а у меня их много, уж поверьте. Ваши «дворцы Генуи» прекрасны! Хоть я и ценю вечную соперницу Генуи – Венецию, с ее дворцами и каналами, гораздо больше.

Так они беседовали, а он радовался, что встретил женщину, с которой может говорить о том, что любит. Радовался, что увидит ее завтра и будет видеть целую неделю, что все так просто…

А ведь Клара уже болела, очень быстро слабела его дочка. Чтобы порадовать внезапно захворавшую девочку, Сусанна привела к ней в комнату свою маленькую собаку. Но Клара с трудом повернула голову, ненадолго открыла глаза. Она больше не улыбалась, у нее не было сил. Сусанна тогда расстроилась, и ее маленькое дитя, оставленное в саду, расплакалось горько… А собака начала выть, сорвалась с поводка и выбежала из комнаты больной девочки. Тем утром до окончательного краха ее жизни оставалось три или четыре дня.

А он все работал, писал портрет Сусанны с дочерью, даже не почувствовав, что должен был вместе с Изой каждую минуту держать Клару за руку, чтобы насмотреться, чтобы хватило на все то время, что осталось ему жить без нее. Не насмотрелся – работал, как всегда с удовольствием. Нет, чувства вины не было, но и желания жить – тоже.

Хотя разум его твердил, что это пройдет, но он не мог поверить разуму.

Вернется ли рассудок к Изабелле? В соборе, когда их Клару должны были закрыть плитой, Иза не могла оторвать руки от прощального мрамора, а когда Сусанна подошла, чтобы обнять ее и увести, Изабелла бросилась на нее, кричала, вцепилась в платье и порвала Сусанне рукав.

Получилась ужасная сцена.

Бедная Иза.

Лондон, поместье лорда Бэкона, лето 1623 года

– Вы прямо помолодели, сэр Фрэнсис.

– Так я не старел, мой друг, и не собираюсь! Я тебе не рассказывал про мои опыты с холодом? У меня куры живут в два раза дольше обычного! – похвастался лорд-канцлер. – Ладно, сейчас времени нет говорить об этом. Джордж, от ван Дейка пришло деловое письмо, поэтому я и попросил тебя о прогулке вдвоем. Стены не должны слышать нас.

Сэр Фрэнсис Бэкон и маркиз Бэкингем выехали на конную прогулку по окрестностям Йоркхауза.

– Значит, зеркало оказалось в Мантуе, как вы и предполагали?

– Нет-нет, в Мантуе осталось много чего, и в том числе – замечательные вещи для работы с зеркалом. Но самого зеркала там нет, и я давно подозревал, что это так, иначе дела у герцогов Гонзага шли бы иначе. Но мне стало известно, куда и когда переместилось зеркало из Мантуи! Скорее всего оно давно у Габсбургов в Мадриде. Боже, как я рад, что ван Дейк оказался столь красивым и изысканным юношей, что по этой причине мне пришла в голову мысль немедленно услать его в Италию, подальше от комплиментов короля Якова!

– Да, сэр Фрэнсис, я до сих пор благодарен вам за это… Но что за новость?

– Ван Дейк написал, что в 1603 году герцог Винченцо Гонзага отправил в Мадрид посольство с дарами испанскому королю. По-видимому, интересующий нас предмет был там. Более того, вполне вероятно, что именно эта вещь являлась долгое время предметом торга между мантуанским герцогством и империей Габсбургов. Первым о зеркале в сокровищнице Мантуи узнал император Рудольф Второй и стал угрожать Винченцо Гонзага настоящей войной. За зеркало! Тогда Винченцо Гонзага обратился к мадридским Габсбургам с просьбой о защите своего герцогства от их сумасшедшего родственника, пражского Рудольфа. Из Мадрида Филипп Второй все же потребовал плату, несмотря на то что Рудольф был признан умалишенным и отстранен от власти. Закончился торг вот этим посольством и дарами…

– Теперь понятно, почему испанцы с тех пор так удачливы. Нам бы их золото Нового Света, милорд…