Зеркало (СИ)

- Тебе хорошо? – требовательно спросил он. Так, будто запрашивал отчет.

Стив, облизав пересохшие губы, открыл рот, понял, что не в состоянии сказать ничего членораздельного и, отпустив несчастное изголовье, сделал неопределенный жест рукой.

- Я все сделал правильно?

- Кхм, - Стиву понадобилось немалое усилие, чтобы выговорить: - Это было… черт, Бак. Охрене… м… очень хорошо.

- Ты хотел сказать грубое слово, - Стив скорее, почувствовал, чем увидел, что Баки улыбается.

- Я скажу. Это было о-хре-нен-но, Бак. Я, - он сглотнул и пошарил по тумбочке с тщетной надеждой обнаружить там стакан воды, - я сейчас… тебе.

- Не нужно, - Баки приложил его расслабленную ладонь к своему паху, и уголки его губ едва заметно дрогнули. – Ты так… звучал, что…

Стив думал, что покраснеет, но, видимо, мощный оргазм сдвинул обычный порог стыдливости куда-то за пределы этой спальни. Их с Баки спальни. Стив притянул его к себе, чувствуя, как мешает задержавшаяся на них одежда. Он стянул с Баки футболку и, запустив руки под тонкую ткань брюк, притянул его к себе за ягодицы. Они целовались долго, пробуя разные движения губ и языка, и Стиву казалось, он никогда не был счастливее. Даже когда понял: ему удалось. Он успел, спас Баки из лап ГИДРы.

- Я, кажется, - Баки прижался бедрами, давая понять, что имеет в виду, - снова в деле.

Это «в деле» звучало очень знакомо, и Стив, улыбнувшись своим мыслям, перекатился на Баки, накрыл его собой. После еще нескольких высасывающих душу и последнее терпение поцелуев, он, наконец, стянул с Баки штаны и обхватил оба члена ладонью.

Баки хрипло выдохнул, а потом, нащупав смазку, перепавшую им от щедрот заботливого Тони, заметил:

- Тут написано: «для лучшего скольжения». И еще «для…»

- Я понял, - заверил его Стив, и выдавил немного содержимого флакона на ладонь, - понял.

Баки под ним прикрыл глаза, а его яркие, потерявшие четкий контур губы, наоборот, приоткрылись. Стив жадно смотрел на него, пытаясь поверить, и не мог. Слишком долго он не позволял себе даже мечтать, и двух, пусть и ярких, оргазмов было преступно мало, чтобы убедить его в реальности происходящего.

Брови Баки, когда-то очень выразительные, приобрели почти страдальческий излом, он вдруг широко распахнул глаза и взглянул на Стива, притянул его к себе, прихватил зубами тонкую кожу на шее, прямо над артерией, несколько раз двинул бедрами навстречу и перекатился, оказавшись сверху.

- Можно? – ровно, почти без эмоций спросил Баки, глядя в глаза. – Хочу попробовать тебя везде.

Стив почувствовал, как внутри у него все сжалось от предвкушения, от жадного нетерпения, ударившего в пах горячей волной.

- Да, - хрипло ответил он со второй попытки. – Господи, да.

Баки кивнул чему-то своему, приподнялся и потянул его за плечо, прося лечь на живот. Стив послушно перевернулся, чувствуя странную внутреннюю дрожь. Будто происходящее сейчас выходило далеко за рамки секса даже по очень большому взаимному притяжению. По любви.

- Хорошо проработаны трапециевидные и широчайшие мышцы, - сказал Баки ему на ухо, будто какую-то непристойность.

- Сыворотка, - выдохнул Стив, - я только поддерживаю.

Баки недоверчиво хмыкнул и с силой провел ладонями от шеи до копчика, заставляя Стива стонать от контраста ощущений, даримых теплой живой ладонью и прохладной металлической.

- Хорош, - одобрил Баки, видимо, любуясь.

Стив коротко простонал и ничего не ответил.

Баки повторил путь ладоней губами, вылизал ямочки на пояснице, помял ягодицы, будто оценивая развитость мышц, и, ничуть не колеблясь, раздвинул их ладонями. Стив со стоном уткнулся в сгиб локтя, борясь со смущением и жгучим, как любопытство, удовольствием. Баки наклонился ниже и коснулся языком. Стива подкинуло, он дернул бедрами, пытаясь освободиться, но Баки прижал его к кровати бионической рукой и принялся вылизывать. Методично, мокро, бесстыдно.

Стив с ужасом почувствовал, что у него дрожат ноги, как от сильной нагрузки или стресса, что он прогибается в пояснице, подставляясь, позволяя. Хотелось большего. Воздух превратился в горячее, плотное марево, оседавшее на коже влажным туманом, в глазах щипало, а из горла вырывался какой-то жуткий, жалобный скулёж, совершенно Стиву не характерный. Было жарко, стыдно, мокро и до одури, до темноты в глазах хорошо.

Когда Баки раздвинул ягодицы еще сильнее, почти до боли, и толкнулся языком в… (Стив не знал ни одного приличного слова, кроме медицинского термина, которым можно было бы назвать это место) между ними, а живой, теплой ладонью сжал его член, Стив закричал так, будто его четвертовали. Его трясло, он то подавался назад, немо умоляя Баки проникнуть глубже, то толкался в сжатую ладонь, пачкая простыни обильной смазкой. В голове не было ни единой мысли, кроме обрывков грязных ругательств и слов мольбы: «еще, Господи, Бак, еще». Он не знал, ругался ли вслух, умолял ли. Он лишь ощущал всем собой: он принадлежит. Полностью принадлежит Баки.