Зеркало (СИ)

- Я никогда больше не оставлю тебя, - прошептал Стив куда-то в напряженно выгнутую шею Баки. – Не причиню боли. Смогу уберечь.

- Я знаю. Я тебе верю. И ни в чем тебя не виню. Во всем – только себя, - Баки провел ладонью по его волосам и снова поцеловал. – Ни в чем, Стив.

- Но я себя – да, - ответил Стив. – Я…

- Прошлое – прошлому, ладно?

Стив медленно кивнул.

- Хорошо.

Баки усмехнулся и чуть приподнял бедра, заставляя Стива исступленно вжаться в него и застонать.

- Хочу тебя, - напомнил он.

- Да, - выдохнул Стив ему в шею. – Я… да. Сейчас… Как… Как ты хочешь? – наконец, выговорил он и удивился тому, что не покраснел.

- Долго, - ухмыльнулся Баки и потянул его футболку вверх. – Чтобы на нас ничего не было, - принялся перечислять он, и глаза его смеялись, - и чтобы ты орал, как тогда, в самый первый раз, - Стив все-таки покраснел, мгновенно и жарко, вспоминая, как ломал кровать и стонал, срывая голос. – Чтобы и эта кровать прошла тест на прочность, - Стив сел, стянул футболку и, подчиняясь Баки, который поманил его, снова склонился, почти касаясь губами его губ. – А еще я очень хочу кончить, сжимая тебя в себе, - добавил Баки шепотом, и Стив сорвался.

Он хотел поспорить о распределении ролей и не мог, просто физически не мог начать обсуждать это. Не тогда, когда Баки смотрел на него так требовательно и вместе с тем – с жаркой, вынимающей душу нежностью.

Остатки одежды будто испарились, Стив даже не был уверен, что ничего ни на ком не порвал, и когда он прикоснулся к Баки, чуть исхудавшему, горячему, податливому, то просто отключился от всего, что было за пределами их постели.

Стив не мог думать, не хотел ни о чем беспокоиться, он просто отдался тому глубинному, темному, что проснулось в нем, когда Баки призывно развел колени и прошептал: «Не бойся».

Стив боялся только одного: не справиться. Сделать больно, разочаровать, слишком утонуть в тех чувствах, что били в нем через край.

Баки горячо шептал ему что-то на ухо, что-то такое, от чего кровь вскипала в жилах, от чего становилось горячо и сладко. Стив подчинялся, несмотря на условно-ведущую роль, подчинялся Баки, как сотни раз до этого, как всегда. Его мягким приказам, жесткой хватке колен, гортанным стонам, от которых вдоль позвоночника бежала огненная волна, теплой ладони, нежно направляющей, удерживающей на краю.

Пот тек градом, воздух, казалось, раскалился, но Стив видел только глаза Баки, расширенные, темные, как колодцы, ведущие на изнанку мира, чувствовал всем собой его жар, волнами расходящийся от каждого прикосновения, жаркую тесноту его тела, свою беспомощность перед ним. Свою невыносимо острую потребность принадлежать. Быть с ним. Быть ЕГО.

Хотелось говорить «люблю», но горло перехватывало от полноты чувств и ощущений, от вида того, как Баки запрокидывает голову, прикрывает глаза, выгибается навстречу, от гладкости его кожи, от вкуса губ.

Когда Баки стиснул его особенно сильно, выгнулся и направил ладонь Стива вниз, держа взглядом крепче, чем стальным канатом, и сжал в себе почти до боли, Стив будто рухнул с огромной высоты, ломая, разрушая до основания все, что было до Баки, сливаясь с ним в одно.

Первым, что он ощутил, отдышавшись, была тишина. Абсолютная, мирная тишина внутри. Не гудела голова, не ныли затекшие плечи; не ломило подъем стопы от бесконечно длинных каблуков; не зудело под кожей, будто она вот-вот треснет, деформируется, выпуская чудовище. Он не чувствовал ничего, никого, кроме Баки. Кроме его руки у себя на загривке и солоноватого вкуса на языке, в точности повторяющего вкус его кожи, и… нудной, какой-то привычной боли в левом плече. Стив улыбнулся.

- Ты мой, - хрипло поведал он шее Баки.

Тот тихо фыркнул и запустил пальцы ему в волосы.

- Никогда в этом не сомневайся, - ответил. – И даже если я сам усомнюсь…

Стив поднял голову и внимательно посмотрел Баки в глаза.

- Прошлое - прошлому. Ты мой, и больше ничей.

Баки только вздохнул и снова уложил его на себя.

- Твой, - тихо заверил он. – Кому я еще сдался.

***

Тони поспешно хлебнул виски и вернулся в постель. То, что он чувствовал, невозможно было описать хоть сколько-нибудь приличными словами. Материться тоже было лень, даже мысленно, потому что такую степень вытраханности, блаженной пустоты в голове, приятной тяжести в теле он не ощущал вообще никогда, даже во времена бурной юности и многочисленных экспериментов в постели.

Зависть – вот одна из составляющих того коктейля, что он глотнул не по своей воле. Еще тут было сожаление о том, что он так и не нашел того, с кем мог бы вот так отключиться от всего, разделить все, кому смог отдаться без остатка, до самого неприглядного дна. Того, кто понял и принял бы его любым, с многочисленными недостатками, раздутым эго и снобизмом.

То, что чувствовал Роджерс к своему отмороженному сокровищу, не укладывалось ни в какие внутренние рамки, отведенные Тони для таких дел. Такое растворение в другом было выше его понимания, выше его сил, больше, чем он смог бы себе позволить.

- Не завидуй, - почти промурлыкала Наташа, потягиваясь рядом.