Зеркало судьбы

— Да ничего хорошего. Если она здорова, ей позволят выбирать, с кем из родителей остаться. А если нет, то увезут в центр LET-вакцинации, и вся недолга. Доктрина стопроцентной выживаемости, забыл?

Эль, конечно, часто болеет. Всю зиму пластом пролежала, и постоянно кашляет, и задыхается от быстрой ходьбы. Но они же не смогут вот так запросто её увезти?

Новячка, склонившись над Эль, что-то ей втолковывала — мягко, но решительно. Лица Эль не было видно за спутанными волосами. Женька опомнился, рванулся было вперёд. Но Яра вцепилась ему в плечо.

— Не время, — прошептала она чуть слышно. — Ну убьёшь ты эту тварь — если убьёшь, конечно, — а с нами что будет? Об отце подумай. Пока — не время.

II

Женька столько раз представлял себе эту встречу, что был готов к чему угодно. А она просто вышла из-за поворота дороги — будто уходила погулять на пару часов, а теперь вот вернулась.

— Привет, — только и сказал он.

Эль подошла поближе. Уставилась на него, чуть склонив голову набок. Смущённо улыбнулась:

— Долго меня не было, да? А ты вырос! Вон какой вымахал.

— Так ведь год прошёл. Даже больше.

— Ага, — рассеянно кивнула Эль. — А Ярослава где?

— Она не сможет прийти, — помрачнел Женька. — Её мама попросила с чем-то помочь в гараже.

Вот уж кому не было никакого дела что до гаража, что до дочки, так это матери Яры. Она в последнее время редко выходила из своей каморки — а когда выходила, то просто сидела на пороге в обнимку с бутылкой, бессмысленно таращась на прохожих. Но нельзя же было сказать Эль, что Яра просто брезгует разговаривать с новячкой?

* * *

Они молча шли рядом. На обочине дороги ещё лежал грязный недотаявший снег — весна выдалась холодной. Женька поплотнее запахнул куртку. Покосился на Эль — босую, в летнем платье без рукавов.

— Как это вообще… — Женька замялся. Но она поняла.

— Не больно. Делают укол, вот сюда, — Эль, заведя руку за спину, коснулась основания шеи. — Пару дней, пока ассертор не сформируется, сидишь в стерильной комнате со свежей партией пробирочных новяков.

— Их ещё делают? — удивился Женька. Отец рассказывал, что после Последней Войны — век назад, получается, — новяков, чтобы компенсировать людские потери, сдуру наштамповали в таких количествах, что над планетой чуть было не нависла угроза перенаселения. Но обошлось. Новяки ведь не размножаются, ассертор воспринимает эмбрион как инородное тело и избавляется от него.

— Редко. Раз в пятьдесят лет, что ли. Это мне так повезло, — рассмеялась она. — Скукота смертная, скажу я тебе. Они же только на вид взрослые, ума у них, как у младенца. Разве что учатся быстрей.

— С мамой нормально поладили?

— Да как сказать, — Эль вздохнула. — Неплохо. На море вот недавно съездили.

— А ты и не загорела.

— Нет, конечно. Ультрафиолет — он же вредный, так что ассертор стимулирует выработку какой-то там кислоты… Жень, а мы куда?

— В посёлок, куда ж ещё? — он удивлённо обернулся. — К твоему папе. Знаешь, как он обрадуется!

— Знаю, — Эль поморщилась. — Не так чтобы очень. Я у него уже была, вообще-то. Он мне дверь не открыл. Сказал, что его дочь умерла прошлым летом, а новячка может убираться к чёрту. Жень, а что, школу закрыли?

— А ты откуда знаешь? — удивился Женька.

— Стёкла пыльные. И видно, что мебель вынесли.

Женька прищурился — но смог разглядеть лишь тёмные прямоугольники окон на кирпичной стене школьного здания.

Школа и впрямь приказала долго жить, лишившись последнего учителя. Инге Андреевне двадцатого декабря исполнилось сорок лет. А двадцать первого она не пришла на занятия. Дома её тоже не оказалось. Входная дверь была открыта настежь, и рабочий стол занесло снегом, но записку — размокшую, с расплывшимися чернилами — прочесть удалось: Инга Андреевна извинялась, просила её не искать и сообщала, что подписала согласие на LET-вакцинацию.

Женька всё не мог взять в толк: ну что такое происходит с женщинами после тридцати пяти? Вот живёт себе человек, работает, детей растит — и вдруг бросает всё на свете, чтобы по доброй воле стать новячкой. И мама Эль тоже когда-то точно так же сбежала в ночь — а ведь они жили в настоящем городе, там чего только не было. Отец увёз Эль сюда, в маленький посёлок, чтобы мамаша-кукушка не вернулась за дочкой. Но вот не помогло.

— А ты в школу ходишь? Интересно, что там тебе про нас рассказывают? Про людей, в смысле.

— Жень, да там про нас вообще не говорят.

Нас. «Нас», а не «вас». И всё-таки — была эта секунда, когда она не знала, какую букву выбрать. Женька вдруг очень хорошо понял, отчего Яра не пришла.

— Мы для них — так, безобидные чудики из старой эры. Вымирающий вид.

— Вот так сразу и вымирающий? — рассердился Женька. — Война не заканчивается, пока не похоронен последний солдат!

Из уст Яры эта фраза — красивая же! — звучала как-то правильнее. Он смутился и проворчал:

— Да и вообще, почему это вы себя людьми не считаете? Ну вырос у тебя этот ассертор, так что ж ты, человеком быть перестала?

— А кто знает, — не сразу ответила Эль. — Я не умру от болезни. Не постарею. Правда, и не повзрослею. Пожизненно десятилетняя, так-то. И детей у меня никогда не будет.