— Ты же знаешь, что именно тут всё и началось? — Яра указала на один из корпусов — приземистый, с узкими окнами-бойницами. — Весь этот кошмар с LET-вакцинацией?
— Да ладно!
— Я координаты сверила. Точно — здесь. Тут раньше был геронтологический центр, а при нём — исследовательская лаборатория под руководством Летовского. Хотели обойти предел Хейфлика, увеличить длину теломер, то есть попросту повыситьсреднюю продолжительность жизни хотя бы лет до ста. А получилось — то, что получилось. LET-вакцина.
Дождь усилился, и она ускорила шаг.
— Тем добровольцам не позавидуешь, конечно. Их же сначала обнадёжили — мол, препарат эффективен, анализы у вас отличные, скоро домой. А на контрольном МРТ у всех выявили новообразование спинного мозга. Ну что делать, назначили операцию. И тут начались сюрпризы. Анестезия не подействовала ни на одного пациента. Вообще. Никакая. Решили резать без обезболивания — и не смогли. Да ты сам, небось, видел, как у новяков раны заживают. Это уже потом опухоли присвоили статус органа, наклепали столько препарата, что стали им торговать по цене чуть выше себестоимости, открыли центры вакцинации. А тогда за этими бедолагами просто приехали «компетентные специалисты», и никто о первых испытуемых больше не слышал.
— Хоть кто-то из них выжил?
— Говорят, да, — медленно кивнула Яра. — Лет сто назад в сети засветился отчёт об успешно проведённой эктомии ассертора. Вроде как настоящий. То есть в принципе это возможно. Раздобыть бы протоколы той операции…
— А зачем оно тебе?
— Спокойнее, если знаешь, что такая штука есть. Что мы тоже можем кое-что противопоставить благостной, мать её, вечной жизни. Новяки ведь, считай, объявили обратный отсчёт, — Яра поднялась по раскрошившимся ступенькам, склонилась над ржавым кодовым замком. — Утверждают, что последний человек без ассертора умрёт через сто семьдесят лет. И вымирание homo sapiens ознаменует, ура, товарищи, рассвет неозойской эры и царствие homo assertorius. Вот мне интересно: а если мы не уложимся в их прогноз, тогда что? Приедут и добьют, чтоб статистику не портили?
— У нас же бункер есть, — мрачно усмехнулся Женька. — Зря, что ли, отец гробился над ним полжизни? Там, наверное, и ядерную зиму можно пересидеть.
— Бункер — это хорошо. Нам оружие нужно. И люди. Много людей.
Дверь медленно отъехала в сторону. Из темноты потянуло плесенью и сыростью.
— Даже сигнализации нет, — Яра тихонько выругалась. — Ну что за идиоты!
— А ты уверена, что нет? — Женька шагнул за порог — и яркий, неживой свет залил коридор. — Может, они уже отряд выслали. Поймают нас, впаяют пожизненное.
— Если нас посадят в одну камеру, то я не против… — она рассмеялась, увидев его лицо. — Да ты не бойся. Шучу. Склад в подвале. Поможешь дотащить туда мой волшебный чемоданчик, а дальше я сама. И, — её голос потеплел, — спасибо, что согласился помочь. Я же знаю, ты не веришь во всё это.
Он и впрямь не верил, что удастся обернуть эволюцию вспять. Что человечество, попробовавшее на вкус бессмертие, захочет от него отказаться. Не помогали уверовать и агитационные ролики традиционалистов — пламенные, эффектные и невероятно скучные. Но в главном товарищи Яры были правы: с уходом смерти и жизнь стала какой-то ненастоящей. Пресной. Ведь деструктивные эмоции ассертор тоже блокирует — гасит злость адреноблокаторами, грусть — ударной дозой серотонина. Ладно ещё те люди, которые прошли вакцинацию в сознательном возрасте: у них сохраняется какая-никакая способность грустить и беспокоиться — призраки, фантомные боли чувств. А новяки, выращенные в пробирке — они же совсем деревянные. Как можно понять, что ты счастлив, если тебе не с чем и сравнивать состояние вечной радости? Та ещё свобода.
Да и со смыслом бытия выходила какая-то ерунда. Раньше люди ещё в юности выбирали себе дело всей жизни. И осознание того, что существование конечно, заставляло их самозабвенно, отчаянно трудиться, чтобы успеть оставить хотя бы что-то после себя. А у новяков всё по верхам, понарошку, ведь спешить некуда.
— Я просто не понимаю, чем плохо, что каждый может выбирать, — сказал он осторожно. — Хочешь — становись новяком, хочешь — умирай как человек.
— А у новяков из пробирки есть выбор? Им же поголовно вводят LET-вакцину.
Тут Женьке возразить было нечего.
Яра, то и дело поглядывая на распечатанную инструкцию, возилась с содержимым кофра: зачищала ножом провода, раскладывала по углам шашки взрывчатки.
— Страшно? — обернулась она, почувствовав на себе его взгляд. — Ну и правильно. Мне тоже страшно. Я в первый раз сама всю эту хрень собираю.
Женька улыбнулся ей — и рассеянно подумал, что, наверное, было бы естественно трястись от ужаса, когда в нескольких метрах от тебя человек первый раз в жизни сооружает взрывное устройство. Но это ведь Яра. Умная как чёрт Яра, которой присылали приглашение из самого настоящего университета в городской общине. А она отказалась ехать. Говорила, из-за матери.
Планшет снова жизнерадостно пискнул. Надо было звук отключить.
— Жень, кто это?
— Не знаю. Бот, наверное.