Зеркало судьбы

Он бежал по льду, прижимая к себе завёрнутого в три одеяла Юрку. Бежал — и боялся обернуться. Потому что смерть была рядом. И в ней не было ни гармонии, ни красоты, ни величия Только холод, мутная толща воды под коркой льда и тьма — та, которая от века, которую не смогут рассеять ни высокие колючие звёзды, ни дрожащие огни на том берегу, ни глупое человеческое стремление видеть во всём красоту и справедливость.

Эль ждала на причале — как всегда, в тоненьком летнем платье. Остальные новяки стояли чуть поодаль, у фургона.

— Ты уверен, Жень? — спросила она. — Он ведь никогда не вырастет. Как я.

— И что? — непонимающе спросил он.

Ведь это действительно не имело значения. Лишь бы он жил. Лишь бы остался здесь. И лишь бы ему никогда не было больно и страшно.

Они забрали Юрку. Осторожно и аккуратно понесли в фургон. А Евгений так и остался на льду.

Эль подошла к нему. Поднялась на цыпочки, вытерла слёзы мягкой тёплой ладонью.

— Это не больно, правда, — сказала она мягко. — Но он испугается, когда проснётся. Там всё будет чужим. Я останусь рядом, конечно, но этого же мало. Идём со мной. У меня дома на всех хватит места.

Он помотал головой. И рванулся прочь, обратно в темноту, не разбирая дороги — хоронить своих мертвецов.

* * *

— Трус, — спокойно и устало сказала Яра. — Господи, ну и трус же ты.

Она молчала весь вечер. Теперь вот заговорила. А отвечать было нечего.

— Только не надо мне рассказывать, что выбора не оставалось. Я там была, солнце. Видела Юрика. Говорила с врачом. Воспаление лёгких умели лечить ещё в девятнадцатом веке. Я понимаю, тебе недосуг было поискать в Сети схему лечения…

— Ему было плохо, — сквозь зубы сказал Евгений. — Плохо, ты понимаешь? Твоему сыну, которого ты бросила. Яра, а ты представь хоть на одну, блин, секунду — а если бы я не справился? Если бы он умер у меня на руках? Это действительно было бы лучше?

— А если бы ты не маялся дурью, а хоть раз в жизни послушал меня? Я же предлагала, — она сорвалась на крик, — предлагала, чтобы вы с Юрой переехали ко мне! У нас есть врачи! И лекарства! Но нет же, наш гениальный литературовед предпочёл сидеть в глуши, лишь бы поближе к этой долбаной новячке!

— Да при чём тут Эль?

— Ладно, хорош меряться сослагательными наклонениями. Давай по-честному. Ты эгоист, солнце. Тебе было плохо от осознания собственного бессилия. И ты, чтобы больше никогда не мучиться и не бояться, забрал у него жизнь.

— Да почему? — не выдержал он. — Жить-то он будет. Иначе, чем мы с тобой — это да. Но дольше и счастливее.

— Счастливее, — Яра потянулась к почти пустой пачке сигарет. — Особенно когда он станет взрослым и кого-нибудь полюбит. А когда его отвергнут, нисколечко не расстроится. Улыбнётся и пойдёт бабочек ловить. Или строить макет Эрмитажа в натуральную величину.

Она закурила.

— Я сначала просто не представляла: ну как я после всего этого пойду к Юре? Оставила машину у входа и бродила по территории, охраны-то нет. Там несколько корпусов вроде детского сада для пробирочных. Уже ночь была, а одному новяку что-то не спалось. Он забирался на крышу общежития, швырял мяч вниз, потом спускался за ним, поднимался обратно и снова бросал. Я за ним час наблюдала, или дольше. Не выдержала, подошла к нему и спрашиваю: «Ты, наверное, изучаешь закон всемирного тяготения?» — «Нет». — «О, так ты у нас спортсмен? Тренируешься?» — «Нет». — «Суть игры, чтобы мячик улетел дальше, чем в прошлый раз?» А он таращится на меня, как на дуру. И говорит: «Я кидаю мяч. И подбираю. И снова кидаю». — «И всё?» Он смотрит — знаешь, как они умеют, то ли на тебя, то ли сквозь — и объясняет: «И подбираю. И снова кидаю». Смысл в процессе, а не в результате, понимаешь? — Яра вдавила окурок в столешницу. — Такие вот у нас с тобой преемники. Они не напишут новую «Илиаду», не полетят к звёздам — просто потому, что незачем. А вообще, ты знаешь, забавно. Теперь у нас ничья.

— Что?

— Это же я тогда написала Элькиной матери, чтобы та за ней приехала. Всё ради тебя, дурень ты этакий. Думала, с глаз долой — из сердца вон. Что ж, вот и прилетела обратка, — она затушила сигарету о край кружки. Потянулась за новой. — Теперь мой сын — новяк. И мне с этим, вроде как, жить.

И ведь ничего нового он не услышал. Ровно то, что ожидал. Просто мир стал ещё немного темнее.

— Кому ты отдал Юру?

— Я не помню номер бригады, но… — начал было Евгений, но Яра помотала головой.

— Кому? Ей?

Он кивнул. И сразу понял: Яра простила бы его за Юрку. Не сразу, конечно, и не полностью. Но этого — Эль — она простить не могла.

— Уйди, — попросила она. — Пожалуйста.

И он пошёл — прочь из собственного дома.

О том, что дома остались все черновики Книги, он вспомнил лишь наутро. Но, по правде сказать, без мертвецов на плечах идти было легче.

V

Заверещал рентгенметр. В наушнике противно скрежетнуло. Встревоженный голос Эль прорвался из невообразимой дали:

— Жень, тут опасно! Сверни обратно на дорогу.

— Она смогла здесь пройти. И я смогу, — сказал он сквозь зубы.

— Да зачем тебе это? — всхлипнула Эль. — Зачем ты за ней гоняешься? Может, её уже и на свете-то нет!

Он убавил громкость.