В последний раз он говорил с Ярой пару лет назад. Естественно, по Сети: Яра опять спасала мир — на этот раз в деревушке под Курском, он же тихо и интеллигентно спивался в заброшенном приморском посёлке.
— Опять напился, да? — поприветствовала его Яра — похудевшая, с коротким ёжиком волос.
— Ну почему сразу — «напился»? — проворчал он.
— Ты мне трезвым не звонишь.
— И то правда.
— Ну…как ты?
— Смотрю на море. Выращиваю орхидеи. Кота вот завёл. Рыжего. Книжки читаю. Тут так пусто, что почти хорошо. А ты, как всегда — на коне да во броне?
— Да вроде того.
— А смысл есть?
— А кто его знает, — вздохнула она. — Иногда кажется, что мы только и делаем, что пытаемся плевать против ветра.
— Так уйди. Серьёзно.
— А и уйду, — неожиданно согласилась она. — Только закончу уже с этой эвакуацией. Община-то крупная, зараза, триста дворов.
— И от чего их спасать?
— Новости не смотришь? Совсем уже долбанулся со своими котами и орхидеями. Ладно. Очередная история о том, как всех угораздило. Людям взбрело в голову поселиться под боком у старой АЭС. А новякам приспичило прокладывать метро — трансевразийский метрополитен, хоть об этом-то ты слышал? И один из тоннелей проходит как раз под энергоблоком. Правительство — там же сплошь новяки, что с них возьмёшь? — мямлит, как обычно: мол, деньги на переселение мы выделили, а насильно вывезти людей не можем, это противоречит догмату о свободе воли. Совет общины рогом упёрся — мол, у нас тут деды и прадеды похоронены, они бы не одобрили переезд. Вот я думаю иногда: на кой чёрт человеку свобода воли, если он её тратит, чтобы исполнять придури мертвецов? — она обернулась. Помрачнела. — Ладно, мне бежать пора. Завтра договорим.
Не договорили.
Авария была жуткой. Погибли даже несколько новяков, а выживших людей почти не осталось. Рвануло ночью, когда все спали. Слухи ходили разные: кто-то утверждал, что аварию устроили сами поселенцы, кто-то был уверен, что всё дело в безалаберности строителей.
Евгения пригласили на опознание. Он приехал, но так и не смог заставить себя зайти в ангар с телами. Он просто знал, чувствовал: что бы там ни утверждали результаты экспертизы, Яра жива. А через некоторое время узнали и остальные.
Он уже полгода шёл по её следу, угадывая его в руинах взорванных домов, в сообщениях о пропаже новяков. Связаться с Ярой не получалось: за ней охотились, и она была осторожна.
Ему надо было закончить разговор. Только и всего.
В этом посёлке даже декадент не смог бы разглядеть красоту смерти — слишком высока была ее концентрация. Искорёженные, словно пережёванные остовы зданий, рыжая пыль, едкая и вездесущая.
Старуху он заметил не сразу — неподвижная фигура, застывшая в дверном проёме, казалась ничуть не более живой, чем всё остальное. Только запах — немытого тела и застарелой болезни — заставил его обернуться.
— Добрый вечер! — поздоровался Евгений.
Старуха молча смотрела на него. Дуло пистолета, который она держала в руке — тоже.
— Я не причиню вам вреда, — прозвучало довольно нелепо. — Я ищу женщину. Примерно моих лет, с короткой стрижкой…наверное. Высокая…
— Сучка эта? — голос старухи оказался на удивление высоким и чистым — будто украденным. — Была, как же. Твоя?
Ветер взъерошил её волосы, жёсткие и бесцветные, как перекати-поле. Прядь попала в глаз — старуха даже не моргнула.
— Нет.
— Так на кой она тебе?
— Скажи что-нибудь! — потребовала Эль. — Она же ненормальная!
Но он молчал. В принципе, если старуха хорошо стреляет — это не худший вариант.
— Хрен с тобой, заходи, — она опустила руку, держащую пистолет. — Хоть помоешься.
— Не вздумай! — страдальчески прошептала Эль. — Эта вода…
Он вытащил наушник. И шагнул за порог.
— Припёрлась, зараза, на прошлой неделе. Тощая, полудохлая. Надо было её сразу пристрелить, но эти два дурня давай долдонить про гуманизм.
— Кто, простите?
— Муженёк мой. И сыночек, — старуха грохнула на стол тарелку с каким-то варевом. — Не, я-то понимала, что к чему, но думала, они спарятся — всё ж таки развлечение — и эта стервь уйдёт восвояси. А она их увела. Ладно — Олежку, но благоверный-то ей на кой? С него же толку…
— А куда они ушли?
— Я знаю? Шушукались до утра за загородкой, а потом ищи ветра в поле…
Старуха продолжала ворчать — монотонно, угрюмо. Её голос то приближался, то отдалялся. Дико захотелось закрыть глаза и отрубиться прямо здесь, за столом.
Так он и поступил.
Проснулся он только глубокой ночью. Видимо, старуха — откуда только сила взялась — перетащила его на матрац, брошенный в углу комнаты.
Евгений с трудом поднялся на ноги. Видно, Эль не зря переживала насчёт радиации — так хреново ему не было уже давно. Он попробовал разобраться, в чём дело — проверка работоспособности систем — но быстро отказался от этого бессмысленного занятия: болело всё.
Он прошёл в дальний угол комнаты, отгороженный колченогой этажеркой. Опёрся о компьютерный стол, смахнув рукавом пыль со старого монитора.
Здесь Яру можно было представить — погасшая сигарета в тонких грязных пальцах, усталые глаза смотрят в монитор. Старая куртка-кожанка на спинке кресла. И ненависть.