Зеркало судьбы

Он дотронулся до горки пепла на столешнице.

— Страдаешь? — окликнула его старуха. — А мне уже и всё равно. Жаль только, закопать меня будет некому. Я ведь красивая была, куда там девке твоей. Красивая. Но дура дурой. Полюбила балбеса, бросила город, примчалась в эту глушь — он же у нас потомственный военный, повелитель тополей и буранов, ему нельзя пост покидать. Что ж, оказалось, можно. Вообще, так всё замучило. Вот не пойму я новяков, тут эту-то жизнь не знаешь, куда девать, а вечную…

— Каких тополей? — вздрогнул Евгений.

— Ракеты, — удивилась старуха. — Там же Плесецк, на том берегу. Да они, небось, сгнили давно в шахтах… Ты куда, чудило?

* * *

Лайнер стоял у берега. Настолько красивый и настолько неуместный, что в первый момент он показался Евгению галлюцинацией.

Его ждали. Часовой — тощий паренёк с повязкой через лоб, видимо, для пущей лихости — приветливо помахал рукой.

— Евгений, да? Ярослава предупреждала, что вы придёте! Что ж вы так припозднились?

Он только пожал плечами.

* * *

— А класснючий лайнер, да? — часовой трещал без умолку, пока они поднимались по сходням. — Михал Васильич его аж из Финского залива провёл.

— Чтобы переправиться через Северную Двину?

— Ну, не только. У нас серьёзные, так сказать, намерения.

— И сколько вас?

— Людей — сто сорок семь. Красивое число, как по мне. Хотя с вами уже не такое красивое, восьмёрка эта… — он поёжился, будто от холода. — Сюда спускайтесь, пожалуйста. А вот пассажиров, так сказать, второго класса у нас уйма. Да сами увидите.

Евгений спустился по лестнице, цепляясь за хромированные поручни — то ли ступеньки дрожали, то ли ноги не слушались как следует. Замер, глядя в полумрак.

В просторном холле яблоку было негде упасть: новяки, испуганно прижимаясь друг к другу, сидели прямо на полу. Сколько же их тут было? Сотня? Две?

— Евгений Александрович! — рослый мужчина в военной форме, широко улыбаясь, шёл ему навстречу. — Премного о вас наслышан. Я, скажем так, предводитель нашего движения. — Он протянул руку. — Николай Всеволодович.

— Как Ставрогин? — машинально спросил Евгений.

Николай расхохотался.

— В корень зрите, сударь. Впрочем, не удивлён, нисколько не удивлён. Мне Ярослава Алексеевна столько о вас рассказывала.

— А где она?

— У неё сейчас… лечебные процедуры, — замялся Николай. — Позвольте, я вас к ней провожу.

* * *

Она полулежала на кушетке, глядя в потолок. Редкие ломкие волосы разметались по подушке. Скулы так заострились, что, казалось, вот-вот прорвут тонкую кожу. От капельницы к вене тянулась прозрачная трубка.

— Женька? Долго же ты шёл, — улыбнулась она, не открывая глаз.

Он неотрывно смотрел на неё, пытаясь найти в этом призраке хоть что-то — не от прежней Яры, а от человека.

— Мы бы не справились без Ярославы Алексеевны, — Николай уселся на свободную койку, вытянув длинные ноги. — Она же у нас ловец человеков. Вербовщица от Бога. Знаете, какие у нас бактериологи? А хирурги? А взрывники? Лучшие из лучших! Самые одарённые — но это вторично, — и самые преданные Делу.

— Делу, — машинально повторил он, глядя, как прозрачная жидкость по каплям перетекает в вену Яры.

— Я, знаете ли, не религиозен. Но уважаю чужие заблуждения, отчего нет. Если пожелаете, называйте это Армагеддоном.

Он мечтательно улыбнулся.

— Мы уже проиграли эту войну. Но один шанс у нас есть: уйти красиво. Человечество изобрело столько славных способов самоуничтожения — грех их не опробовать хотя бы раз.

— А зачем вам новяки?

— А ты на нас посмотри, — Яра, поморщившись, выдернула иглу из вены. — Мы тут через одного доходяги вроде меня. Лучевая болезнь, рак, аддикции всех мастей — да просто старость, в конце концов. А новяки — если их как следует подготовить, конечно, — идеальные бойцы. Неутомимые и неуязвимые. Только их надо научить правильным вещам.

— И вот тут, Евгений Александрович, вы просто незаменимы. Я ведь всё знаю про вашу книгу. Жаль, что вы её не закончили, ну да ничего. Этим вот бедолагам на пятой палубе сейчас тоскливо и страшно. Так дайте им цель. Объясните, что такое смерть. Какое это благо. И какая честь служить ей, быть теми, кто поставит славную жирную точку в истории. Отменить неозой. Как вам задача, а?

Яра посмотрела на часы — те же самые, с разбитым циферблатом. Только теперь ремешок болтался на тонком запястье.

— Мальчики, вы уж извините, я пойду, — она поднялась на ноги. — Дело есть. Коля, ты проводи его в мою каюту, хорошо?

* * *

Евгений прислонился к переборке. Закрыл глаза. Сто сорок семь — восемь — человек. Те, кого он видел на групповой фотографии в коридоре. Лица, словно сошедшие с полотен Босха — изуродованные не столько шрамами и язвами, сколько ненавистью.

И всё это безумие — дело рук Яры. Не этого напыщенного позёра с претензией — Николай Всеволодович, как же, — а её.

Он обвёл взглядом каюту. Аккуратно заправленная койка. Несколько планшетов на столе, какие-то распечатки, чертежи. Стакан с водой. Таблетки. Несколько яблок. И нож.

Рукоять легла в ладонь.

Яра. Мать его ребёнка. Та любовь, которую он заслужил.

Дверь мягко отъехала в сторону.

— Ты чего сидишь тут в темноте? Хоть бы свет включил.