Зеркало судьбы

— Ой, разбил… — прошептала девчонка, осторожно, на кончиках пальцев подойдя к месту преступления. — Как же так?

— Не знаю. — Глухо отозвался Ансельм. — Кто-то на вечерней службе орбис на край полки положил, а я смахнул локтем, когда пол подметал.

— Достанется тебе от Хаймэ… — покачала головой Альма.

— А то я не знаю.

Оба замолчали.

— Хочешь, я скажу, что я его разбила? — предложила Альма, тревожно заглядывая другу в глаза. — Мне-то за это ничего не будет.

Ее голосу недоставало уверенности. Горячий нрав старого служителя она знала не хуже, чем Ансельм — Хаймэ вместе воспитывал их, двух сирот, потерявших родителей в чумной год. Потом Альму приютила зажиточная семья из ближней деревни. Порывались они забрать и Ансельма — но передумали. Все же молчаливый и неулыбчивый парнишка — это не так мило, как веселая белокурая крошка, которая не помнит ничего о своих родителях. Хотя и Ансельм не помнил тех, кто подарил ему жизнь — ни лиц, ни имен. Зато помнил беспросветное чувство паники и одиночества. Помнил опустевшую улицу, по обочинам которой лежали кое-как накрытые черными рогожами люди, которых зови — не зови — не откликнутся. И помнил теплую ладонь старого Хаймэ, в которую он, полумертвый от истощения и ужаса, вцепился так, что сам Огнеглазый не сумел бы его оторвать.

Да только давно это было. Ансельму уже пятнадцать лет сровнялось в начале весны. А Альме одиннадцать. Четыре года пройдет — и они поженятся в этом храме. Если, конечно, завтра утром Хаймэ не запорет Ансельма до смерти.

— Альма, а у вас сосед — кузнец, так ведь? Может, спросишь, вдруг он сможет починить?

— Да ну, — усомнилась девчонка. — Это работа тонкая. Тут ювелир нужен. Только где ж ты его возьмешь, ювелира?

— В замке князя Райнхольда! — осенило Ансельма. — Точно, Альма!

— Но до него идти пять миль. Да и ночь скоро, — девчонка нахмурилась. — А кстати, чем ты будешь платить за работу?

— Платить? — брови Ансельма удивленно взметнулись. — Да это же святой орбис! Это честь для ювелира, починить такое!

— А, ну тогда, конечно… — задумчиво протянула Альма. — А то, может, скажем Хаймэ?

— Если ювелир не справится — тогда и скажу, — Ансельм, ухватившись за тонкую нить надежды, уже заворачивал осколки орбиса в старую холщовую торбу. — Ты иди домой. Помолишься за меня Солнцеокому, хорошо?

* * *

В окнах второго этажа замка горел свет, а вот дворовые постройки окутывала темнота. Что поделать — рабочий люд ложится спать еще засветло. Любое дело лучше спорится под взглядом Солнцеокого, а не при неверном свете огня. А на чистые свечи, выплавленные за морем, в святой Алхондре, деньги есть только у Владетелей и городских богатеев.

Чья-то рука схватила Ансельма за плечо и бесцеремонно вытащила на освещенную луной площадку.

— Ты чего здесь шастаешь? Вор, что ли? — рявкнул над самым ухом стражник.

— Нет, — Ансельм опасливо прижал к груди сверток с осколками орбиса. — Я из церкви. Мне ювелир нужен, срочно…

— Ювелир? Ночью? Чего ж только не придумают! Так, а что у тебя в сумке-то, малой?

Ансельм еще крепче вцепился в сумку. Солнцеокий, помоги! Вразуми этого изверга!

— Что за шум, Юрген? — спросил кто-то низким хрипловатым голосом.

— Воришку изловил, Владетель! — пальцы стражника сжали плечо Ансельма так, что на глазах мальчишки выступили слезы.

— Я не воришка!

— Пусти его, Юрген, — велел тот, другой. — Раз уж он не вор…

— Да брешет он, Владетель, — проворчал сторож, ослабив железную хватку пальцев.

Ансельм вывернулся из-под руки стражника. Повернулся к своему избавителю, поправляя съехавший на сторону ворот рубахи. И обомлел.

«Владетель», — эхом отдался в его ушах голос злодея Юргена.

Перед ним в луче лунного света стоял князь Райнхольд — собственной персоной. Стоял и улыбался, окидывая мальчишку внимательным взглядом серых глаз.

— Владетель, я…Ансельм, — шмыгнул носом мальчишка, неуклюже поклонившись. В торбе гулко звякнули осколки орбиса. — Ансельм из храма. Мне бы ювелира найти…

— До утра твоя забота подождет? — князь взмахом руки остановил начавшего было ворчать Юргена.

Перед внутренним взором Ансельма встало медленно багровеющее от ярости лицо Хаймэ, не обнаружившего древнюю реликвию. И еще одна картинка — пучок свежих березовых розог в углу каморки. Губы сами прошептали:

— Н-нет…

* * *

— Да уж, тяжко пришлось этому орбису. — Князь задумчиво провел пальцем по выщербленному ободку. — И не только сегодня. Вся позолота стерлась, эмаль выцвела… Такие вещи, друг мой, надо хранить под стеклом. А не выставлять на потеху деревенщинам. Хватило же у тебя тупости…

«Это не я так решил», — хотел оправдаться Ансельм. — «Это все Хаймэ». Но солнечные глаза укоризненно глянули с осколка — и слова замерли на губах.

— Склеить-то можно, — Райнхольд откинулся в кресле. — Но выглядеть это будет ужасно, друг мой. Да и потом, ночь ведь на дворе. Я в религии не искушен, но что-то меня берут сомнения.

Ансельм угрюмо кивнул, съежившись на краю огромного кресла для посетителей. Прав князь. Не чинят при свете огня святые вещи. Но ведь утром — Хаймэ…